Лера задумалась, что-то вспоминая, а потом сказала:

– Около двух недель назад, в выходные.

– Странно. Алина взяла за свой счет почти месяц назад.

– А Ева сказала, что сестра на работе.

– Ты права, что-то тут нечисто, – согласился Олег. – И надо непременно выяснить что. Чуйка меня подводит редко, а сейчас она прям вопит, что это неспроста.

– Просто это единственная ниточка, которая хоть как-то связывает всех трех жертв, вот ты и боишься, что она окажется пустышкой, – хмыкнула Лера.

– Может и так, – не стал спорить Олег, уже погруженный в свои мысли. А потом вдруг встрепенулся и посмотрел на Леру.

– Слушай, а у тебя пожрать есть что-нибудь? Я только кофе с утра пил.

Лера удивленно вздернула брови, и Олег уже подумал, что она сейчас скажет, что не обязана его кормить, но она ответила другое:

– Посмотри в холодильнике, там жаркое вроде было. Но ему уже два дня, имей в виду.

– Пф-ф-ф, если плесенью не покрылось, то съедобно.

Олег поднялся и без зазрения совести принялся копаться в чужом холодильнике.

Глава 10

Их было трое.

О том, что ждет тройню, Вера Сармацкая узнала на первом же УЗИ, куда ее отправили из женской консультации. Поначалу она была в ужасе: незамужняя студентка, которую парень бросил, едва только тест показал две полоски. Вера не знала, как вырастить и одного-то ребенка, а тут сразу трое. Не каждая полноценная семья такое потянет, а что делать ей? Но тут ее мать, до этого пившая валерьянку и причитавшая, что никогда бы не подумала, что умница и отличница дочь принесет в подоле, встала насмерть: никакого аборта! Детей вырастим, все будет если не хорошо, то нормально. В конце концов, она же как-то вырастила Веру одна. Вера, в тот момент пребывавшая в состоянии глубокого шока, не смогла ответить, что растить одного ребенка все-таки в три раза проще, чем троих.

Девочки родились раньше срока, всего лишь на тридцатой неделе. Безо всякого предупреждения. Беременность протекала нормально, без особенных проблем. Но однажды студеной зимней ночью в конце января Вера встала в туалет, но до него не дошла: вода хлынула из нее потоком, и тут же острой болью скрутило живот. Мать проснулась от ее крика и в таком виде – согнутой наполовину – посадила в такси. К тому моменту, как они приехали в роддом, роды уже начались, остановить их было невозможно.

Лишь одна из девочек имела вес больше килограмма. Две другие родились такими крошечными, что Вера даже смотреть на них боялась. Самую крупную девочку назвали Алиной, и за ее жизнь врачи практически не волновались. Она быстро набирала вес, вскоре начала дышать сама, и Вере даже разрешили осторожно кормить ее из бутылочки, в зонде больше не было необходимости. Две другие же, названные Евой и Луизой, за жизнь держались с трудом. Они лежали в кувезах, подключенные к аппаратам жизнеобеспечения. В глубине души Вера считала, что они не выживут, и испытывала от этого позорное чувство облегчения. Одну Алину она сможет поднять на ноги, с одной Алиной она справится.

Через месяц Алину разрешили забрать домой. Две другие же остались в больнице, все еще обитающие между жизнью и смертью, хотя теперь уже немного ближе к жизни. Они набрали вес и начали дышать самостоятельно, но питались все еще через зонд и плохо держали температуру, поэтому из кувезов их все еще не доставали. Вера, наконец познавшая радость материнства, с удовольствием возилась с Алиной и все реже ездила в больницу к другим дочерям. По будням мать работала и Вере не с кем было оставить Алину, поэтому наведывалась в больницу только в выходные. Пока однажды ей не позвонили. Напряженный голос врача ничего не объяснил по телефону, лишь попросил срочно приехать. Перепуганная Вера оставила Алину соседке и понеслась в больницу.

Неделю назад в отделение пришел новый врач. Молодой, амбициозный. Он занимался изучением близнецов, поэтому девочки Сармацкие сразу привлекли его внимание. И в целях эксперимента врач решил положить их в один кувез, изначально считая разделение по разным ошибкой. Девочки были однояйцевыми, более того, если у Алины в утробе был отдельный околоплодный пузырь, то Ева и Луиза находились в одном. Редчайший случай даже среди близнецов. И сейчас, как считал врач, они и поправляются медленно, поскольку их разделили.

Несколько дней назад девочек положили вместе. И почти сразу же у одной начались улучшения. Пока незаметные глазу для той же Веры, но очень показательные для врачей. Только если у Евы наметились улучшения, то у Луизы – наоборот. Тем не менее успехи одной из девочек воодушевили врача, и он продолжил эксперимент, считая, что Луизе просто нужно больше времени.

А этой ночью сердце Луизы остановилось. И никакие реанимационные мероприятия не помогли. Таким образом у Веры осталось двое детей.

И только стоя на кладбище над маленьким гробиком, Вера поняла, что ошибалась все это время: она любила всех детей и хотела растить троих. Она ненавидела себя за те мысли, когда думала, что девочки не выживут. Но ненавидеть себя – саморазрушающее чувство. Ненавидеть другого гораздо проще. И ненависть эта обратилась на Еву. Нет, внешне все было нормально, Вера заботилась о ней, называла дочкой, но самой себе могла признаться: девочку она не любит. Вера считала, что Ева каким-то образом забрала жизнь сестры, ведь, пока они лежали по разным кувезам, Луиза жила.

Догадки Веры подпитывал и тот факт, что после смерти Луизы Ева стремительно пошла на поправку, и уже две недели спустя Вера забрала ее домой.

Девочка росла странной. Может быть, если бы она была одна, ее особенности не бросались бы в глаза, но рядом с ней была Алина, и, глядя на дочерей, Вера понимала, что с Евой не все в порядке. Развивалась она как обычно, даже в чем-то обгоняла Алину. Раньше пошла на горшок, раньше научилась читать, лучше училась в школе. Но при этом была чересчур тихой, будто повернутой в себя. Ей не требовались друзья, она прекрасно находилась в обществе себя одной. Любила, казалось, только Алину, даже мать