Шрифт:
Закладка:
– Знаю.
Криденс снова фыркнул.
– Слабак.
Я потянулся к лекарственным зельям.
– Замолчи.
Часа через два заглянул Нил. Я впервые не пустил его дальше холла, сказав, что Криденсу все еще нехорошо, и мне надо быть рядом, чтобы он точно концы не отдал.
Нил тоже не понял, чем плоха идея переезда Криденса на тот свет. Но пообещал отдать мне после урока конспект и напомнил, что ничего страшного, наверное, не случится: сегодня по расписанию у нас была общая демонология.
– А как же занятия? – поинтересовался Ворон после того, как я буквально заставил его позавтракать.
Криденс теперь ровным счетом ничего не делал без приказа. Бесил меня ужасно. Как быть с человеком, который хочет себя убить? Не знаю.
– Угадай.
– Серьезно, Элвин? Да я мечтаю умереть, как ты не понимаешь?! Я не смогу жить с печатью!
– Через неделю снимем, когда это будет для тебя безопасно.
– Не боишься, что я тебя потом убью? – спросил Криденс и ухмыльнулся.
– За-мол-чи.
Ворон знал тысячу и один способ довести человека до белого каления – умение, достойное восхищения, – и к полудню я готов был на стенку лезть и в прямом смысле не понимал, что делать. Куратор сообщил, что за один прогул мне ничего не будет, если я позже лично встречусь с преподавателем и отработаю практическое задание. Встречу мастер Рэми обещал устроить. Факультативы тоже, так и быть, можно разок пропустить. А вот Байена – нет. Совсем нет. Даже если другой волшебник от этого умрет. Собственно, пусть умирает, кому какое дело? Точно не Байену. И не Рэми, особенно если это волшебник из семейства Виета.
Нил передал конспект и поспешил на факультативы. Переговорный артефакт раскалывался от сообщений одногруппников. Особенно старался Сэв: «Эл, если тебе он не нужен, отдай мне, я знаю, что с ним делать». И так далее.
Закончилось все внезапно – вместе с распахнутой, а точнее, вырванной с петель дверью спальни. Я услышал крик Ори и успел только встать, когда незваный гость явился сам. Не узнать его было невозможно: характерный «вороний» профиль просто кричал о его принадлежности семейству Виета. Нет, не сам лорд – юноша моложе его, но точно старше нас с Криденсом.
– Брат! – воскликнул он, делая вид, что меня здесь нет. И с усмешкой добавил: – Мы так волновались.
Криденс побледнел. А я лишь успел выставить щит, когда старший Виета сказал:
– Все приходится доделывать за тебя.
И без лишних разговоров бросил в меня проклятие. В ушах зазвенело, подвеска под воротником нагрелась, щит развеяло. Я пошатнулся, а Виета впервые на меня посмотрел. Удивленно.
– Ничего себе, у щенка есть зубы? Мальчик, собирайся по-хорошему, отец велел тебя не калечить… Пока. Он, знаешь ли, добродушен до определенного предела.
Нельзя в такие моменты отвлекаться. Когда в твой дом, несмотря на защитные заклинания – Нил как-то говорил, их накладывает университет… или я ошибаюсь? В общем, несмотря на заклинания, врывается сильный маг, который горит желанием тебя проклясть и похитить, а между делом ранит твоего слугу – в общем, надо что-то с этим делать.
Да, я отвлекся – на кровь: бледный Ори замер, вцепившись в дверной косяк. Кровь текла из царапины на его щеке капля за каплей на воротник. Раны на лице всегда сильно кровоточат, но в тот момент я вообразил себе невесть что.
Может, пытайся старший Виета проклясть только меня, все бы закончилось иначе. Но он зачем-то ранил моего слугу. Беззащитного Ори, который даже не мог ответить.
Виета тем временем бросил Криденсу кинжал.
– Давай-ка сам, братец. У меня встреча после вас, а эта ткань, – он с нежностью провел по лацкану пиджака, – очень чувствительна к магии. Бытовой нельзя очищать.
Я отвлекся от Ори и даже успел удивиться: что он имеет в виду?
А вот Криденс все понял. Он побледнел еще сильнее и сглотнул.
– Мне запрещено убивать себя, – его голос звучал тихо-тихо, виновато и… испуганно.
Ошеломленный, еще не веря, я повернулся к старшему Виете: но ведь не может быть, он же не имеет в виду, что Криденс должен себя зарезать?
Но увидев его, я понял: может. Брат Криденса скривился.
– Ты даже на это не способен. Все приходится делать самому.
Я еле успел выставить щит – теперь, когда проклятье предназначалось не мне, подвеска Шериады молчала.
Зажмурившийся в последний момент, Криденс открыл глаза и непонимающе уставился на меня.
Примерно с тем же выражением – а еще с досадой – на меня посмотрел и его брат.
– Щенок!
– Уходи. – Мир вокруг уже похолодел, но никто, кроме меня, этого как будто не заметил.
Виета усмехнулся.
– Обязательно. Вместе с тобой. Только убью моего непутевого братца. Я бы на твоем месте, демонолог, заклятья вспоминал. Чему-то же тебя здесь научили? Кроме этого слабенького щита. Убожество, честное слово.
– Мэйв, не тяни, – перебил Криденс. Его голос звучал по-прежнему слабо.
– Извини, братец. – Виета щелкнул пальцами, явно рисуясь, и я почувствовал, что все мое тело онемело. Меня словно в клей макнули, пошевелиться было невозможно, мысли замерли.
Но сознание осталось при мне, и я видел – как тоже медленно – поднимает руку Виета, какое скучающее у него выражение лица. Как в последний момент Криденс снова закрывает глаза. Как он цепляется за одеяло – как будто пытается заставить себя не защищаться. Как магия волной формируется в заклинание (не знаю, как это описать, но это видно, и, если смотреть со стороны, это красиво – словно художник смешивает краски). Как этой волне Виета дает импульс.
Потом мир вокруг взорвался.
На самом деле нет. В спальне просто разбилось все, что могло разбиться, кроме кровати и стоявшего около меня кресла. Пол густо усеяли осколки и обломки, где-то журчала вода, Ори скорчился у двери, вроде бы живой.
И также живой, но ошеломленный, поднимался на ноги усыпанный стеклянным крошевом Виета. Я с удовольствием заметил, что его щегольский пиджак превратился в лохмотья.
– А вот это ты зря, демонолог, – очень спокойно, мягко даже сказал Виета, глядя на меня.
Криденс на кровати тоже смотрел на меня – кажется, с тревогой. Я тогда понял, что он жив, и остальное мне было неважно.
Мир сделался до болезненного четким, а завихрения магии танцевали вокруг и сами просились в руки. Вроде бы я схватил один из потоков. Или мне так показалось. Не знаю, потому что в следующий момент мир вспыхнул – ярким золотом. И горел долго, пока я – это произошло отнюдь не сразу – не