– У нас разве есть гостевая спальня? – удивился я.

– Еще нет, господин, но вы можете сделать запрос в деканат.

Я вспомнил, как в особняке Шериады появилась комната для Рая и усмехнулся. Тогда никакие запросы делать не пришлось.

– Давай утром. Ори, спасибо за зелья, однако, не нужно. Пожалуйста, иди спать. Только сначала покажи, что там с лекарствами?

– Господин, простите, но это моя забота.

Я слишком устал, чтобы спорить. Это был ужасный день.

Поэтому я поймал взгляд Ори и – боюсь, не без магии – приказал:

– Иди. Спать.

Ори дернулся и опустил голову.

– Да, господин. Инструкция к зельям на прикроватной тумбочке.

– Хорошо. Спокойной ночи, Ори.

«Вот теперь это было осознанное применение ментальной магии. И пусть мне станет стыдно утром», – думал я, устраиваясь в кресле рядом с кроватью. Спать хотелось безумно, но нельзя, нет; нужно решить, что делать завтра с занятиями, прочитать инструкцию целительницы, да и домашнее задание Байена никуда не делось, а еще семья Криденса – что они сделают, когда не получат заложника-демонолога? И когда узнают… Все узнают. Неужели и правда захотят убить собственного сына и брата? Да, лорд Виета – человек явно не милосердный, но убить? Это слишком даже для него.

Криденс лежал необычно тихо, словно мертвый. Я наклонился проверить дыхание – легкое, почти неслышное, но оно было.

По привычке – на занятиях говорили, что это необязательно, если не собираешься прибегать к целительским заклинаниям – я потянулся посчитать пульс. Пальцы замерли в сантиметре от руки Криденса. Коснуться его было неприятно и странно. Сразу представилось, как Ворон просыпается и с выражением омерзения тщательно моет руку в месте моего прикосновения.

Я посмотрел украдкой на Виету, помедлил еще. Целительница тоже что-то говорила про прикосновения, что Криденсу они нужны.

Сжав зубы, я тронул его запястье.

Ничего страшного, конечно же, не произошло. А вот странное – да. Криденс вздохнул во сне и улыбнулся. Я испугался и тут же отдернул руку. Наверняка дело в магии: Ворон ни за что не стал бы терпеть меня рядом, будь он в сознании.

Пульс у него был ровный и тихий. Значит, опасности нет.

Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, думая, что посижу так чуть-чуть, капельку. Немного.

Стоило выпить тоник, потому что, конечно же, чуть-чуть превратилось в часы – я заснул так крепко, что разбудил меня только грохот, и то под самым ухом.

В спальне теперь было солнечно и жарко – рассвет я проспал. Привычно пели за окном птицы, а буквально в метре от меня Криденс, которому наутро и впрямь полегчало, схватив Ори, пытался осколком разбитой вазы перерезать его горло.

Я хотел вскочить, но запутался в пледе – господи, да откуда он взялся? Ори хрипел: Криденс его еще и душил – похоже, чтобы наверняка.

Нужно было что-то делать, и очень-очень быстро.

Месяц назад я бы кинулся их разнимать, и это точно было бы впустую.

Сейчас же я рявкнул:

– Отпусти его! Немедленно!

Последствия работы с духами и низшими демонами. Они глупые. Прямо как Криденс, который неожиданно послушался. Ворон упал на спину и, сжимая осколок, хрипло захохотал.

Впрочем, почему же неожиданно? Это печать подчинения – значит, Криденс должен меня слушать, разве нет? Так я думал, пока разбирался с пледом и пытался добраться до Ори. Тот надрывался от кашля, осколки, вода и лепестки роз – романтично до ужаса – были повсюду.

Криденс никак не успокаивался.

– Простите… господин… – просипел Ори. – Я…

– Молчи.

Все-таки магия – великая вещь. Покраснение и мелкие царапины исчезли с шеи Ори моментально – я уже говорил, что целительство у меня получается лучше всего? Спросонья я даже не боялся колдовать, а ведь могло – не знаю – раздуть шею, или кровь бы, наоборот, стала хлестать без остановки. Моя магия – она такая.

Кровь все же хлестала – Криденс, не отпуская осколка, умудрился опасно поранить себя. Таким неловким он мог быть только специально. Очевидно, и в печати подчинения есть свои лазейки.

И это было только первое утро. Что сказала целительница? Еще неделю так будет?

Кровь Виете мы останавливали вместе с Ори, и Криденс так этому удивился, что потом даже нормальным голосом заявил:

– Ты, вообще-то, мог мне приказать, и я бы сам себя вылечил.

Как же я его в этот момент ненавидел!

– В следующий раз именно так и сделай. Приказываю, – как мог спокойно ответил я.

Криденс дернулся и ответил мне таким же взглядом: «Ненавижу!»

«Взаимно», – подумал я и приказал:

– В кровать. Живо. – А что? Другим наше общение, видимо, быть сейчас не может.

Криденс попытался встать. Именно попытался, потому что тут же растянулся на полу – метко напоровшись еще на пару осколков. Разумеется, намеренно.

– У твоих предыдущих хозяев так же было? – спросил я Ори на языке Острова, пока мы снова лечили Криденса, потом отмывали от крови и переносили на кровать.

– Нет, господин, обычно подчиненные боятся хозяев.

Я догадывался, как именно Криденса можно напугать. Парочку духов я уже пугал – только на занятиях, только по приказу Байена, и мне это не понравилось. Духи все-таки живые, иногда разумные. Похоже, не слишком отличаются от Криденса. Даже с ними мне не нравилось быть жестоким, а ведь я мог, например, причинить Криденсу боль. Даже просто уйти на те самые сто метров, чтобы Виета оказался на волосок от смерти. Я думал, его это припугнет.

Когда он попытался задушить себя подушкой, до меня наконец дошло, что происходит.

– Я запрещаю тебе убивать себя.

Криденс в ответ уставился на меня с такой жгучей ненавистью, что я удивился, почему не горю: в таком взгляде должна быть магия.

– Почему ты сам меня не убьешь?

От любого другого я бы счел этот вопрос риторическим. Но Криденс… Это Криденс.

– Послушай меня. – Я сам свой голос не узнавал, поэтому не удивился, когда убиравший осколки Ори нервно дернулся и оглянулся на нас. – Все это – твоя вина. Ты мне не нужен ни в каком виде – ни как одногруппник, ни как слуга. Поэтому будь добр, подскажи, как сделать так, чтобы ты отсюда убрался и больше никогда – никогда! – меня не беспокоил.

Криденса это не проняло.

– Говорю же: убей. Или отпусти, я тогда сам умру. Легко же… Что?

Мы все-таки из разных миров, я бы не смог объяснить ему, почему любая жизнь, даже такого, как Виета, для меня священна.

– Ума у тебя нет, – фыркнул