Или Алие удалось излечить меня от этого недуга?

Прощаясь с девушками, я точно знал одно: флирт – это не так уж страшно. Я никогда его не полюблю так, как Сэв, например. Но пугаться женщин, наверное, больше не буду.

А еще – Криденсу сегодня придется оставить меня в покое раз и навсегда.

За обедом Нил сухо поинтересовался, нашел ли я в библиотеке то, что искал. Потом опять предложил помощь, но я лишь с беззаботной улыбкой покачал головой. У меня все отлично. Как может быть иначе?

На самом деле все отлично, конечно, не было.

Магия похожа на уравнение со множеством переменных. То есть на задачу, но в сухом остатке, на бумаге это всегда формулы. Я знаю, очень многие волшебники со мной не согласятся. В мемуарах нуклийских Повелителей магию представляют и как краски, и как нити, и даже как вязальные схемы. Шутка нашего сознания: магия настолько необъятна, что человеческий мозг пытается, как может, ее упростить. И представляет как что-то легкое, удобное именно нам.

Я вижу заклинания как геометрические фигуры и шнуры. Или провода. А Шериада однажды призналась, что магия для нее – музыка, а заклинания – партитура.

Но универсальным языком считаются цифры – так нас учат в Арлиссе, хотя ни один волшебник не настаивает на однозначном восприятии колдовства. Другими словами, теоремы, как в школе, писать на доске не заставляют.

Схемы – другое дело, но отнюдь не каждое заклинание можно воспроизвести пентаграммой. Они просты – проще уравнений, – поэтому нам их показывают первыми.

Я еще в первый месяц, сходя с ума от своего бессилия наколдовать хоть что-то, залез в магию цифр. И вздохнул с облегчением: этот язык я знал. Нет, мне не все было понятно, и да, пришлось как следует потрудиться, чтобы хотя бы освоить азы, зато на бумаге теормагия перестала представлять для меня неразрешимую проблему. Правда, только на бумаге.

Зато теперь я мог колдовать.

Магия сложна еще и потому, что нет универсальных заклинаний. Каждое приходится подстраивать под волшебника. Наверное, это похоже на творчество: Тина как-то сказала, что несмотря на то, что общие правила соблюдены, картина, бывает, не получается. Вроде бы все учел, все знаешь, но не идет.

С магией так же. Нужна хоть капля нового, что-то только твое, чтобы подействовало. Например, в схеме это может быть банально твоя кровь. Или крючок, который рисуешь в центре только ты. Рисуешь и знаешь, что он должен там быть.

К вечеру я составил в блокноте такое уравнение, которое при большой-пребольшой удаче могло сработать и против того, кому Криденс прикажет на меня напасть, и против самого Ворона.

Но все это было лишь на бумаге.

Урок Байена еще никогда не был таким долгим и скучным.

– Демон не будет ждать, когда ты опомнишься и перестанешь витать в облаках, мальчишка! – ворчал учитель, наблюдая, как я черчу пентаграмму на небольшом участке пола, который еле-еле удалось освободить от чьих-то костей.

– Надо будет – подождет, – пробормотал я, с трудом пытаясь сосредоточиться. Мои мысли занимал Криденс.

– Что ты сказал? – удивился Байен.

– Ничего, учитель. – Я поставил в «сердце» точку и привычно вытер руки о платок. Тот весь уже был в моей крови.

– Как же вы все начинаете дерзить, когда только-только добиваетесь малейшего успеха! – Наставник изучал мою работу так, словно перед ним была не пентаграмма, а несвежий труп. Впрочем, судя по состоянию его кабинета, Байен вряд ли морщился при виде трупов. – И всех вас это губит. Помяни мое слово, мальчишка, ты ничем не лучше других.

– Вас тоже?

– Что?

Нил у стены отвернулся, скрывая усмешку. Да уж, на Байена сегодня точно напала избирательная глухота.

– Вас это тоже погубило?

Байен не обиделся: нуклийская «золотая молодежь», уверен, вела себя на занятиях еще хуже.

– «Тебя». Учи язык, мальчишка. Если у тебя такие проблемы с нуклийским, то как же ты выучишь демонический?

Мальчишка. Всегда «мальчишка», никогда – «Элвин». Я молча отошел к стене, и мое место занял Нил.

Забавно: раньше я боялся и этого мерзкого старика, и его фамильяра, который тут же забрался мне на плечо и принялся мять лапами голову. Конечно же, выпустив когти.

Я когда-нибудь развоплощу этого наглого духа!

– Элвин, я же вижу, ты сам не свой, – пристал ко мне Нил после демонологии. – Почему ты ничего не рассказываешь? Ты снова мне не веришь?

Действительно, почему?

«Потому что справишься сам», – шепнул в мыслях тихий голос. Это была та, смелая часть меня, которая не опускала головы перед аристократами и прямо смотрела в глаза даже Шериаде. Пока маленькая, почти незнакомая, она крепла теперь во мне с каждым днем.

Я улыбнулся Нилу.

– Конечно, верю. Но все хорошо. Я справлюсь сам. Понимаешь?

Здесь, в Арлиссе, так близко к Нуклию, сильным и самостоятельным быть жизненно важно. Все это понимают.

Нил натянуто улыбнулся.

– Конечно. Хорошо. Тогда насчет сегодняшнего задания Байена – ты не одолжишь мне книгу?

Самостоятельный или нет, но пока собирался к Алие меня трясло от напряжения. Я раз за разом повторял в уме заклинание – у меня будет лишь один шанс, ошибиться нельзя. Но на занятиях, особенно демонологии, я привык, что шанс всегда только один.

Если бы не Ори, я бы отправился к Алие в домашнем костюме. Он же вручил мне подарок: «Господин, вы просили, и я все купил. Ваша леди останется довольна».

Какая из Алии леди? Прямо как из меня лорд.

Я не собирался сегодня к ней заходить – дух сообщал, что Шен Зеню торчит в ателье, как собака в конуре. Может, оно и к лучшему. Уж если вчера я, не волнуясь о всяких там Виета, напортачил с девушкой так, что на глаза ей показаться стыдно, то сегодня мне быть с ней и вовсе не стоило.

Однако духа требовалось подпитать, а мне – убедиться, что все в порядке. К тому же, я чувствовал, что Криденс будет меня ждать именно сегодня. Я не должен опаздывать. Какой простолюдин опаздывает на «свидание» к аристократу?

Шен Зеню и впрямь была в ателье. Открыла снова и, конечно, не узнала меня под флером. Я представился курьером от некоего волшебника, желающего остаться неизвестным (почти не солгал) и передал подарок. Заодно наговорил женщине комплиментов, подпитал духа и укрепил щит. Только посмотрите, каким умелым колдуном я заделался!

Портниха изучила подарок в кожаной упаковке с любопытством. Скомпрометировать Алию чем-то больше, чем мой вчерашний костюм, было, пожалуй, невозможно, так что угрызений совести я не чувствовал. Только