пение Аоранг прошел по дорожке из циновок, нагнулся и забрался в шалаш.

Там царил полумрак. Свет тонкими стрелками сочился сквозь щели в наспех собранной кровле. Мерзлая земля была устлана воловьими шкурами. По четырем сторонам света стояли снопы с необмолоченными зернами, горшки с кашей, кувшины с пивом… Аоранг глубоко вздохнул и сел на шкуры, слушая, как снаружи волной нарастает крик.

Тем временем толпа расступилась, и несколько жриц под руки вывели — почти вынесли — к подножию холма Аюну. Разукрашенная и наряженная на местный лад царевна была на себя не похожа. Лицо ее было выбелено и укрыто вуалью. Аюна послушно переставляла ноги, по привычке держа спину прямо, но явно не осознавала, где она и что вокруг происходит. Прикрыв глаза, она мечтательно улыбалась.

— Иди за мной, богиня, — торжественно произнесла Владычица Полей. — Прими своего мужа на этом священном поле, и пусть ваш брак благословит землю.

Шествие направилось к шалашу, а вокруг вновь грянула песнь:

— Сестры, стрела пала с неба, стрелу хороним! Матери, стрела пала с неба, стрелу хороним! Дочери, стрела пала с неба, стрелу хороним! Поклонимся стреле, помолимся стреле!

В толпе вдруг началось движение. Кто-то полез в поясные сумки, кто-то принялся расплетать косы… А затем, будто подчиняясь неслышному приказу, женщины начали браться за руки и собираться в огромный хоровод. Исполинской змеей хоровод пополз по спирали, завиваясь вокруг шалаша. Казалось, ничто не может остановить это движение, заступишь нечаянно дорогу — затопчут, и под ноги не глянут, и даже петь не перестанут.

* * *

Отворилась дверь, внутрь шалаша хлынул свет. Аоранг поднял голову и поморгал, вглядываясь в стоящую перед ним женщину. Он по-прежнему не чувствовал границ своего «я»: они то выплескивались далеко за пределы шалаша, захлестывая все поле и нависающее над ним грозовое небо, то съеживались до пределов его земного тела. Мир расплывался перед глазами — Аоранг мог четко видеть лишь то, что находилось прямо перед ним, а все, что по краям, тонуло в разноцветном тумане. Сердце бешено колотилось. Он стискивал кулаки, чтобы руки не дрожали.

Аоранг сосредоточил внимание на женщине, что опустилась перед ним на колени. Она также пристально смотрела на него. Смотрела? Да, мохнач был уверен, что жрица его видит. Чем она смотрит — сосудами, что проросли сквозь ее белки, или вечно зрячими глазами своей Богини, он понятия не имел. Владычица Полей смотрела на него с непонятным ожиданием и глубокой печалью. За ее спиной двигались тени.

— Хочешь остаться здесь со мной? — спросила она вдруг. — Ашва так хвалил тебя, и я сама вижу: все, что он сказал, правда. Ты можешь стать нашим царем, мы будем править вместе…

Аоранг усмехнулся:

— Не все ли равно, как это будет называться? Я уже сказал Ашве: если вы отпустите царевну, я останусь здесь, и довольно.

— Я бы не хотела держать тебя на этакой привязи, — качнула головой жрица. — Душой ты будешь не здесь, а она нам тоже нужна, ничуть не меньше, чем тело. Посвяти себя Богине по доброй воле — и мы изменим сегодняшний обряд…

— Мое место рядом с царевной, — напомнил Аоранг.

— Твоя царевна собирается выйти за владыку накхов.

— Тогда я провожу ее и вернусь в столицу.

— Где к тебе относились как к прирученному животному? Ашва многое о тебе рассказал. Ты перерос ледяной мир, в котором родился, но и в Аратте тебе места не нашлось… Впрочем, это не важно, потому что Аратта скоро погибнет, — об этом поведали нам степные вихри… Увы, она слишком велика и, падая, может похоронить под собою и нас… Однако не случайно боги прислали сюда тебя и царевну! — Слепая жрица наклонилась вперед. — Видно, Знаменосец, безвременно вернувшись в небеса, умолил Господина Тучу сохранить для смертных каплю его крови…

— Нет.

Аоранг не особенно понимал сейчас, о чем говорила жрица, да и не желал понимать.

— Не уговаривай, госпожа. Дикарь или прирученный зверь, я — верный Исвархи и никогда не стану служить вашей Богине. И я не хочу здесь править — ни без тебя, ни с тобой.

Беловолосая жрица выпрямилась, и печаль пропала из ее глаз.

— Как скажешь, чужак, — холодно ответила она. — Тогда твоя кровь нам иначе послужит. Ты готов выполнить уговор?

— Готов, — кивнул Аоранг.

— Тогда выполняй.

Владычица Полей легла на шкуры, вытянулась, закрыла глаза… и превратилась в Аюну.

Сердце Аоранга пропустило удар.

— Зачем? — пробормотал он. — Я же просил, не надо…

Он прижал ладонь к глазам, крепко зажмурился и снова поднял веки, но перед ним по-прежнему была царевна. Разодетая в тяжелое вышитое платье, она лежала и мирно спала. Аоранг осторожно прикоснулся к набеленной щеке. Царевна приоткрыла сонные глаза.

— Аоранг? — с улыбкой прошептала она. — Ты здесь… Как я рада…

Мохнач не знал, что и думать. Голова шла кругом, все тело вдруг онемело так, будто он замерз в зимней степи. Да, Ашва говорил, что возможно придать Владычице Полей облик его любимой, но ведь он отказался! Или они думают, слепая жрица настолько непривлекательна для него, что иначе он не справится? Аоранг снова закрыл глаза и склонился над спящей. Провел ладонью по ее щеке, запустил пальцы в пушистые волосы. Опьяняющий морок стал еще сильнее. Это была Аюна, ее запах, тепло ее тела, нежность и мягкость ее кожи… «Как они это сделали?» — подумал Аоранг, а тем временем его руки уже обнимали царевну и губы касались ее губ. Перед его внутренним взором на миг вспыхнуло видение: ветер треплет нежные зеленые ростки озими, подобные чуду среди покрытых инеем комьев земли и студеного осеннего мрака…

В небе ослепительно полыхнуло. Вспышка захлестнула весь мир, пламя целиком затопило Аоранга и лишило мыслей. Удара грома он уже не услышал. А дальше не было ни царевны, ни мохнача — только тем, кто способен был видеть незримое, открылось, будто вспыхнула в сухих зимних полях спустившаяся с неба звезда.

Все же остальные, подняв головы, глядели в небо, где в сизых тучах сверкали отблески зарниц, и пели, хлопая в ладоши:

— Бей, бей, громовая стрела! Растите, колосья новой жизни!

Зарокотал гром, извилистая молния пробежала по изнанке туч и ударила рядом с холмом. Люди с визгом шарахнулись в стороны, попадали ниц… Но когда свечение в тучах погасло, толпа снова прихлынула к шалашу. Опять поплыл кругом хоровод, зазвучали новые песни:

— Проводим молодца на поле спать, Усни крепко, молодец, в поле, в борозде, Да будет мирным и спокойным твой сон, Да будут твои корни глубоки и сильны; Когда весной