Хейм уехал, мой друг с холодной улыбкой признался, что этот манерный гость, пресытившийся деньгами, до смерти ему надоел. Авелин попросила Сержа остыть, сказав, что гостей приглашают не для того, чтобы ссориться и обсуждать их, — все должны пребывать в добром согласии. Наконец я подошёл к деликатному моменту.

— Я тоже должен оставить вас.

Мне не терпелось закончить чересчур затянувшийся визит. К тому же дома я чувствую себя лучше и смогу поразмыслить над странными обстоятельствами сегодняшней встречи.

Серж ещё успел исповедаться передо мной, провожая меня до машины, он раскрывал мне душу, рассказывая, что у него не самая лучшая работа и ему очень сложно заниматься ею. Я вежливо поддакивал, чтобы не показаться другу равнодушным. Признаться, роль благочестивого священника несколько утомила меня.

Луну заволокло тучами. Золотисто-оранжевый шар мутнел и превращался в бледный, еле заметный круг. Ночь была загадочна и тиха. Почему-то и я подумал о работе, потом многозначительно вздохнул, чем встревожил своего друга.

«Лучшая работа — это не то, что для тебя труднее всего; это то, что ты делаешь лучше всего» (Жан-Поль Сартр).

Ранним утром я вошёл в редакцию, постаравшись как можно быстрее прошмыгнуть на своё рабочее место. Очень скоро дверь моего кабинета распахнулась, и на пороге возникла оплывшая фигура шефа. Некоторое время Фабьен Сорье разглядывал меня, потом быстро объяснял, что привело его сюда. Шум голосов, доносившихся из коридоров редакции, перебивал его бормотание.

— Мне чрезвычайно важно познакомиться с Натаном Хеймом. Скажи, когда ты мне это организуешь?

Я пожал плечами, изо всех сил сохраняя равнодушный вид. Сорье не ослабил натиска — он буравил меня взглядом, шмыгал носом, покашливал, одним словом, изо всех сил действовал мне на нервы.

— Ему нет до вас дела! — не выдержав, я выкрикнул.

В моём голосе прозвучало откровенное презрение. Кажется, мой возглас услышала вся редакция — шум голосов тотчас стих, из-за дверей теперь доносилось лишь напряжённое шушуканье. Дерзкий ответ перепугал и выбил из колеи главного редактора. В его улыбке уже не было наигранной доброты, он всматривался в меня взглядом, полным нешуточной обиды и разочарования.

В глубине души он был почти побеждён.

— К вам обращается главный редактор газеты Tour Eiffel, мсье Рууд! Не очень-то любезно с вашей стороны игнорировать просьбы своего патрона!

Жажда знакомства с Натаном Хеймом превратилась для Сорье в чёрную зависть, находиться в компании богача, подружиться с ним стало для моего шефа такой же необходимостью, как глотнуть воздуха. Он хотел поймать меня в западню служебной и денежной зависимости, как привык поступать со всеми подчинёнными. К сожалению, таково положение дел не только в нашей редакции. Везде и всюду начальникам потакают, их окружают вниманием, а они относятся к рядовым работникам, словно к рабам или неодушевлённой собственности. Как же меня бесила эта несправедливость!

Сорье добивался расположения Хейма не только из личного тщеславия. Став другом знаменитого бизнесмена, он смог бы превратить свою газетку из помойки в уважаемое издание с большими тиражами. Ловко придумано!

— Ах да, мсье Сорье, чуть не забыл! — воскликнул я. — Сегодня в девятнадцать часов господин Хейм устраивает званый ужин в своём поместье. Я приглашён. Как я понимаю, вы хотите поехать со мной?

При всём своём сопротивлении я был побеждён, а Сорье почти удовлетворён. Он уже собирался ответить, как вдруг сотрудники редакции стали настойчиво звать главного редактора к себе.

— Господин Сорье! Господин Сорье!

Мне бросился в глаза жалкий профиль моего свиношефа — обрюзгшее розовое лицо, по которому сочились струйки пота.

— Непременно хочу! Я всегда к вашим услугам, как и вы к моим, — с довольной улыбочкой шепнул он и, наконец, сгинул.

В душе остался неприятный осадок, словно я совершил нечто гадкое. А разве не так? Снова поддался Сорье, снова наступил на собственные принципы. Выходит, права Мойра Шахор? Я — глупый, бесхарактерный, трусливый?

В отчаянии я бросил ручку на стол. Как писать рассказы о других людях, когда я и в себе-то не могу разобраться…

Закончив работу, я наскоро перекусил в ближайшем бистро и, даже не заезжая домой, отправился к Мойре Шахор. Мне нестерпимо хотелось обсудить вчерашний ужин в доме Сержа и Авелин и понять, случайны ли совпадения или хитрый Натан Хейм нарочно подстроил их.

Сегодня мадам Шахор и её помощник коротали время за бутылкой вина, настолько пыльной, словно её только что достали из древнего погреба.

— Это Шато-О-Брион, урожай 1950 года, — гордо пояснил Бернард, заметив, что я смотрю на бутылку. — Вчера ночью я летал за ним на Юг Франции. Призраки, живущие на винодельне, подарили мне этот божественный напиток в обмен на предсказание судьбы.

— Разве призракам нужны предсказания? — удивился я. — Кажется, их судьба уже закончилась.

Мойра смерила меня презрительным взглядом и усмехнулась.

— Ошибаетесь, друг мой, — ответил Бернард. — Вот я давно мёртв, а судьба моя до сих пор продолжается. Впрочем, давайте ближе к делу. Сегодня вечером вы отправляетесь на важное мероприятие?

— Конечно, мой драгоценный, — ответила Мойра голосом нежным, как пение скрипки, и мягким, как бархат. Она говорила так, когда добивалась своего.

— Знаешь, госпожа, не могу понять, зачем там Сорье? — скрипнув зубами, спросил Бернард. — Говорят, он та ещё скотина!

Они беседовали так, будто меня не было рядом с ними.

— Он не помешает чудесам, которые там будут твориться.

— Чудесам?

Бернард был сам не свой от любопытства.

— Расскажи поподробнее, госпожа, — настойчиво повторял он. — Что там будет, хотя бы намекни!

Мойра мотнула головой, откидывая локон, и вдруг резко повернулась к хрустальному шару, стоящему возле её любимого зеркальца. В нём мелькнуло какое-то цветное пятно, потом рассыпалось облачко искр. Мойра протянула руки к шару и осторожно потёрла его. Внутри кристалла словно забурлила малиновая жидкость, потом вспыхнул яркий свет. Мы явственно увидели в шаре образ маленького мальчика.

— Что?! — вскричала Мойра.

Отдёрнув руки от шара, словно он обжигал её, она бросила на меня гневный взгляд. Бернард осторожно протянул ей бокал с вином.

— Сядь, госпожа, успокойся!

Она молча выхватила у него бокал и залпом опустошила его.

Живой мертвец смотрел на гречанку глазами, полными страха и недоумения. Отблески от кристального шара и сияние свечей подчёркивали тёмные круги вокруг его глаз и резкие складки вокруг рта, делая Бернарда похожим на вампира или злого духа из преисподней.

— Что собой представляет… это? — нетерпеливо спросила Мойра, постучав ногтем по шару.

Я хотел было ответить, но покойник опередил меня.

— Это замечательный младенец, — уверенно сказал он, — пухлый, мягкий и очень живой. Сама посмотри, госпожа.

— Чей он? — воскликнула она.

Мойра Шахор никогда не говорила о детях — они ей ужасно досаждали, потому