дней,

Где б жизнь твоя могла дышать,

Не слившись там с моей?

Скажи, хоть это боль и страх, пока не потерпели крах.

Но если чувствуешь в душе,

И в самой глубине,

Что при открытости моей

Ты не открылся мне?

О ложной жалости забудь, правдиво объясни мне суть.

Желает сердце ли твоё,

Что не могу я дать?

Аккорд, что под иной рукой

Разбудит, даст поспать.

Скажи сейчас, чтоб как-то, вдруг, не стала сохнуть я от мук.

Внутри тебя живёт ли дух

Злосчастных перемен,

Кого всё новое влечёт

И забирает в плен?

Но это не твоя вина – себя я защитить должна.

Но мог бы руку ты отнять,

Ответить на вопрос:

Рок иль ошибка, нет, не ты —

Основа всех угроз?

Утешит совесть так иной, но будешь ты правдив со мной.

Не отвечай, я слов боюсь,

В них поздняя мольба;

Твоих раскаяний не жду,

Смотри, моя судьба

Пусть разобьёт мне сердце, но, я всем рискнула б всё равно!

Символ любви

Ты печален, что для девы

Дар роскошный не готов?

Принимают королевы

Лишь дары богов.

Ты серебряное сердце

Тяжким молотом отбей,

В горн Любви горячий, яркий

Брось его скорей.

Проколи его пребольно,

Вязью вырежи на нём

Негу снов, чудные знаки,

Сладость дум кругом.

Внутрь поставь сапфир Надежды

И опалы страшных грёз,

Мужества рубин кровавый,

С ними жемчуг слёз.

А когда ты приготовишь

Свой подарок точно в срок,

Положи его смиренно

Деве той у ног.

Коль она проявит милость,

То, направив гордый взгляд,

Дар твой спрячет в побрякушках,

Что на ней блестят.

Артур Хью Клаф[99]

(1819–1861)

Из сборника «Амбареалиа» (1849)

Любовь, не обязанность

Можно в мыслях – колебаться,

В рассужденьях – ошибаться,

неумелый труд,

В деле – опытность награда;

Всё по правилам, как надо

Ты обязан сделать тут;

Время вышло – дел конец!

Но иное для сердец:

Или отданы навечно,

Иль не отданы, навечно;

Всё ж иное для сердец.

Слиться душам по уставу —

Это праздная забава!

Как и счастье жизни всей

Доверять капризам; право,

Что же может быть подлей!

Парень! дева! знайте это;

Дали вы любви обеты,

Но и долг за нею где-то!

Ведь его причуды вмиг

Направляет страсть в тупик.

И влюблённый – коль в ответ

Может быть, услышит: «Нет» —

Всё ж в надежде и волненье;

Бойся, бойся тех сомнений!

Если дал любви обеты,

Долго помни, помни это!

Чарльз Кингели[100]

(1819–1875)

Из сборника «Андромеда и другие стихотворения» (1858)

Сапфо[101]

Она лежит средь миртов на утёсе;

Над нею – жаркий полдень, ниже – море,

В горящей дымке белый пик Афона

Вздымается, застыли ветерки.

Цикада спит средь прядей тамариска;

Устав, замолкли птицы. А внизу

Лениво блещет водоросль на солнце,

Лениво чайка отряхает крылья,

Лениво что-то шепчут рифу волны,

Вновь уходя. Великий Пан чуть дремлет;

И Мать-Земля хранит его покой,

Бесчисленных детей своих смиряя.

Она лежит средь миртов на утесе;

По сну печалясь, что несёт молчанье,

Оставив лишь тоску; и днём и ночью

Желания в её врывались сердце.

Вся кровь её зажглась: и тонкость рук,

И белоснежность ног, и щёк румянец

Исчахли с изнурённою душой.

Её лицо пылало раздражённо;

Закрыв глаза от солнечного блеска,

Она травы касалась, охладить

Жар уст пытаясь о горячий дёрн.

И голову подняв, бросала вверх

Неистовые взгляды странных глаз,

Мерцавших средь иссиня-чёрных прядей,

Как блески двух озёр средь тёмных гор

Парнаса при унылом лунном свете.

Она ракушкой провела по лире,

Серебристых струн напев раздался дикий;

Но бросила играть. «Молчи! – вскричала. —

Плод мёртвый черепахи[102] и меня!

Ну что не в лад с тобой я исполняла?

Хоть ты была в Олимпии[103], звеня,

Три раза, ты ответь мне каждым тоном,

Но более живым и утончённым.

Прощай

Дитя, тебе не подготовил строк я:

Нет жаворонка в небе – только тень:

Всё ж на прощанье дам тебе урок я,

На каждый день.

Будь доброй, дева, умных знай, конечно,

Дела верши, а не мечтай о них:

Звучат пусть жизнь, и смерть, и мир твой вечный —

Как сладкий стих.

Из книги «Дети воды, волшебная сказка для земных детей» (1863)

Юность и старость

Когда мир молод, парень,

И зеленеет древо,

И гусь как лебедь, парень,

А девы – королевы.

Коня взнуздай-ка, парень,

И обскачи весь мир!

Свой путь узнай-ка, парень,

И ты придёшь на пир.

Когда мир старый, парень,

И дерева опали,

Пусты забавы, парень,

И все колёса встали,

Ползи к теплу и крову,

Больной, лишённый сил;

Бог тебе явит снова

Лицо, что ты любил.

Данте Габриэль Россетти[104]

(1828–1882)

Из сборника «Стихотворения» (1870)