рассвет

И море, наши годы пополняя.

Но коль душа осознанно спешит

К другой душе, лишь видя в том главенство,

Их чувств созвучье, совестливый вид

Любовь рождают: жизни совершенство

С достигнутою целью – как магнит,

Что полюса включает в круг блаженства.

Альфред, лорд Теннисон[87]

(1809–1892)

Из сборника «Стихотворения» (1842)

Прощание[88]

Беги, ручей, стремись волной

В мир моря бесконечный:

Тебе, родной, не быть со мной,

Навечно, так навечно.

Беги в лугах, в тиши лесной

Рекою быстротечной;

Но там, родной, ты не со мной,

Навечно, так навечно.

Вздохнёт ольха здесь в час ночной,

Осина вздрогнет встречно;

С тобой, родной, припчела весной,

Навечно, так навечно.

Сто солнц тебя осветят в зной,

Сто лун – дорогой млечной;

Но ты, родной, уж не со мной,

Навечно, так навечно.

Леди из Шалота[89]

Часть I

По обе стороны реки

Ячмень и рожь растут, крепки,

Поднявши к небу колоски;

Дороги там бегут, узки,

До башен Камелота[90];

И ходят люди, там и тут,

Смотря, как лилии цветут

Средь зеленеющих запруд

Вкруг острова Шалота.

Бледнеют ивы средь осин,

Печальный ветерок с вершин

Дрожит на волнах у быстрин,

Река, где остров лишь один,

Течёт до Камелота.

Четыре, с башнями, стены

На мир цветов глядят, мрачны,

Нашла приют средь тишины

Здесь Леди из Шалота.

Торговли ради, в ивняке,

Тянули баржи по реке

Коняги; лодка вдалеке

С атласным гротом, налегке,

Плыла до Камелота.

Кто взмах руки её узрел?

В окне стоящей рассмотрел?

Иль знает вся страна удел

Той Леди из Шалота?

Жнецы с окрестных деревень,

Срезая остистый ячмень,

Внимают песне целый день,

Что эхом будоражит сень

Всех башен Камелота.

И жнец усталый, при луне

Снопы взметнувший на стерне,

Услышав, шепчет в тишине:

«То фея из Шалота».

Часть II

И день, и ночь она весь год

Узор магический плетёт.

Ей нашептали тьму невзгод,

Коль бросив ткать, смотреть начнёт

На башни Камелота;

Неведом смысл проклятья ей,

Она в трудах уж много дней,

Нет у неё забот важней,

У Леди из Шалота.

Пред нею зеркало давно

Висит[91] – его прозрачно дно,

Где тени зреть ей суждено:

Большой дороги полотно

До башен Камелота,

Речные омуты вдали,

Крестьян угрюмых у земли,

Накидки красные, в чём шли

Торговки из Шалота.

Порой девиц весёлый ряд,

На муле пухленький аббат,

Пастух – кудрявый парень-хват,

Иль паж – малиновый наряд —

Идут у Камелота:

Бывает, в зеркала просвет

Подъедет рыцарей квартет —

Идальго преданного нет

У Леди из Шалота.

И всё ж плести увлечена

Те виды в зеркале она,

Когда ночная тишина

Звучаньем похорон полна,

Огнями Камелота;

Или когда сидят весной

Молодожёны под луной;

«Я стала от теней больной,

Я, Леди из Шалота».

Часть III

На выстрел лука, в свете дня,

Среди вязанок ячменя

Скакал он, подхлестнув коня;

Искрилась медная броня

На икрах Ланселота[92].

Как рыцарь Красного Креста[93]

Он выбрал Даму неспроста,

Чьё имя – часть его щита —

Сияло у Шалота.

Сверкала геммами узда[94],

Как звёзд блестящих череда,

Что красят Млечный Путь всегда;

Звенели бубенцы, когда

Он мчал до Камелота.

С гербами перевязь, у ног

Висел серебряный рожок,

Броня, когда скакал седок,

Звенела близ Шалота.

В безоблачной лазури днём

Седло блестело янтарём,

Пылали шлем, перо на нём

Одним сверкающим огнём

До башен Камелота.

Так часто сквозь ночной простор,

Покинув звёзд ярчайший хор,

Летел хвостатый метеор

Над зеленью Шалота.

Сверкал и рыцарь, как литой,

И конь – подковами, гнедой;

Под шлемом – локон завитой;

Наш витязь вьющейся тропой

Скакал до Камелота.

Когда же отмели достиг,

То вспышкой в зеркале возник,

Звенели над рекой в тот миг

Напевы Ланселота.

Она плести уж не могла,

Она по комнате прошла,

Глядит на лилии, смела,

На шлем и блеск его седла,

На башни Камелота.

И со станка упала ткань,

И зеркала разбилась грань,

Вскричала: «То проклятья длань!» —

Затворница Шалота.

Часть IV

Нависла с запада гроза,

Опали жёлтые леса,

Ручей был ясен, как слеза,

Дождём пролились небеса

На башни Камелота.

Она спустилась вниз, к реке,

Нашла там лодку в ивняке,

Вкруг носа пишет на доске:

«Я – Леди из Шалота».

И, наклонившись над рекой,

Как бы уловкой ведовской

Свой путь узрела роковой,

Смотря с безжизненной тоской

На стены Камелота.

А стало лишь кругом темно,

Сняв цепь, она легла на дно,

Поток широкий нёс вольно

Затворницу Шалота.

И развевался у бортов

Её белеющий покров —

Летели листья с ивняков;

Она плыла на ночи зов,

К воротам Камелота.

А после нос её челна

К полям направила волна,

Где песнь последняя слышна

Затворницы Шалота.

То тихо петь она могла,

То громко, скорбно весела,

Пока в ней кровь не замерла,

И не