Шрифт:
Закладка:
— Сургит![2] — тихо произнесла она.
Гоша перестала храпеть, сжала её пальцы и открыла глаза. Сонно улыбнулась, зевнула, потянулась, хрустнув суставами и оглянулась.
— Подумала, что мне всё приснилось.
— Он не… не причинил тебе вреда?
— Он?! Нет. С чего вдруг?
— Профессор, — голос Клары дрогнул. — Это он… он убил его.
Гоша помрачнела.
— «Мне надо отлучиться по одному дельцу, крошка», — передразнила она Шляйфмена. — Так вот куда ты «отлучался»!.. Впрочем, я за это время осмотрела весь дом. Если книга и здесь, то она может быть только в сейфе. Вы, кстати, рановато. Он, как видишь, сам уже его открывал. Пара минут и не пришлось бы мучатся с замком.
— Ничего, фройлян. Я повидал разные замки на своём веку. Этот не самый сложный.
Клара увидела, как Гоша задорно ей подмигнула.
— А какой для вас сложный, Кеша? — ей впервые пришла в голову мысль, что этот человек, такой надежный и сильный, может быть совсем не тем, кем кажется. Иначе с чего бы он умел вскрывать замки?
— Там, где есть магия, фройлян. Тогда приходится брать с собой того, кто умеет с ней управляться. Вот как вы, например. На такое не каждый отважится, так что моё вам почтение.
Клару покоробило. За кого он вообще ее принимает? Раздался металлический щелчок. Слесарь открыл дверцу и присвистнул.
— Сокровищница!
Груда самоцветных камней без огранки размером с куриное яйцо.
— Это же могуто-камни! — восхищенно воскликнула Клара. — Да так много! На черном рынке они будут стоить столько, что нам можно больше не думать о таюнах всю оставшуюся жизнь.
— А вот и книга! — Гоша с видом победителя вытащила знакомую уже Кларе по обложке «Философию», пахнущую свежей типографской краской, и удовлетворённо вздохнула. Глаза ее светились, и Клара вдруг подумала, что впервые в жизни видит Гошу по-настоящему счастливой. Наверное, все стоило того.
— Восемь минут до старта! — проговорили часы.
— Берём всё! — решительно сказала она. — Только быстрей.
— Что это? Часы?
— Да. — Клара протянула было часы Гоше, но передумала давать их в руки и просто показала.
Профессор отдал их ей, они до сих пор хранили его тепло. Это была как бы частичка его самого, память. И несмотря на то, что Кравцов для Гоши был кумиром и чуть ли не Богом, ей, Кларе, он тоже стал дорог, ещё и потому, что когда-то был дорог бабушке. Она зажала часы в кулаке и сказала:
— Не могу их тебе дать. Восемь минут закончатся, и они должны быть в моих руках, чтобы мы могли вернуться. Могу только показать.
Часы закачались маятником на цепочке перед глазами Гоши.
— А что с этим? — спросил слесарь и потёр кулаки. Может, я его того? Не будет этой параши на свете, глядишь, и …
Гоша покачала головой.
— Нет, Иннокентий. Нельзя.
Несколько секунд она смотрела на часы, и вдруг глаза её сверкнули, а челюсть чуть двинулась вперёд. Этот жест Клара знала хорошо — новая идея в голове сумасбродной подруги.
Она подвинула руку Клары с часами так, чтобы циферблат оказался перед носом Шляйфмена.
— Можешь немного разбудить его?
Клара пожала плечами:
— В поле моей защиты, сила заклятья меньше. Он сейчас спит, но думаю, если потрясти хорошенько…
Гоша хлопнула Шляфмена по щекам. Он зачмокал губами, пожевал язык и слегка приоткрыл сонные глаза.
— Смотри на часы и слушай мой голос, — произнесла Гоша так мрачно, что Клара едва сдержалась, чтобы не прыснуть со смеху. Гоша запустила часы маятником, и они закачались на цепочке.
Глаза Шляйфмена поймали их в фокус и в такт заходили туда-сюда.
— Повторяй за мной. Я, Пьетро Шляйфмен..
— Я, Пьетро Шляйфмен, — повторил он невнятно.
— С момента как увижу кольцо, подаренное Наташе Гергиевой в знак вечной любви к ней…
— Что?! — вскричала Клара.
Слесарь поперхнулся и закашлялся.
Но Гоша гневно вскинула руку в знак молчания.
— С момента как увижу кольцо, подаренное Наташе Георгиевой в знак вечной любви к ней…
— Ни медля ни минуты подам в отставку…
Шляйфмен побледнел, попытался вырвать взгляд из плена качающихся часов. Но Клара, разгадав задумку Гоши, не дала ему это сделать — сделала так, что маятник в её руке закачался ритмичней. Она добавила чуток магии притяжения и ослабления воли, и взгляд Шляйфмена приклеился к часам намертво.
— Ни медля ни минуты подам в отставку… — обречённо повторил он хриплым шёпотом.
— Признаюсь во всех преступлениях, которые совершил до вступления в должность председателя правительства и после…
— Признаюсь во всех преступлениях… которые совершил до вступления в должность председателя правительства… и после, — послушно повторил он, хотя рожа его кривилась.
— Гоша, скажи ему, чтобы он прежде всего разогнал Жилкоммаг, — воодушевлённо прошептала Клара, но Гоша отмахнулась, и Клара закусила губу от обиды: «Вот всегда так!»
— Расскажу о подельниках и лицах, которые принимали участие и помогали мне совершать преступления, — твёрдо продолжала Гоша.
Черты лица Шляйфмена исказил страх. Не выпуская из фокуса маятник, он помотал головой.
— Повторяй! — прикрикнула Гоша.
— Расскажу… о подельниках и лицах… которые принимали участие и помогали мне совершать преступления.
— Понесу наказание, назначенное мне судом, и не посмею уклониться от него.
— Умоляю… — прошептал Шляйфмен. — Понесу наказание… назначенное мне судом за преступления и не посмею уклониться от него…
Шляйфмен больше не пытался избавиться от маятника. Жалобно он смотрел на качающиеся часы, ища в них сострадания и помилования. Но Гоша была беспощадна.
— Всё имущество, нажитое нечестным путём, я потрачу на восстановление допущенной мной несправедливости. Отныне и навсегда посвящу свою жизнь на благо общества… — Гоша на миг запнулась.
— Заклинателей говна очень не хватает, фройлян, — тихо подсказал слесарь. Она благодарно посмотрела на него и добавила:
— Отныне и навсегда посвящу свою жизнь на благо общества на службе ассенизатора.
Шляйфмен заплакал. Всхлипывая, он выдавил собственный приговор.
«Иннокентия она послушала! А меня нет! — Клара почувствовала, как во рту появляется горечь. — А ведь я так здорово всё придумала!».
— Время! — сказали часы и вспыхнули ярким светом.
Клара опомнилась — «Что это я в самом деле!». Надо закрепить совершённую только что магию. Всё закрутилось перед глазами и внезапно она поняла, чего ей не хватало в лице Шляйфмена, чтобы узнать его.
— Да будет так! — запечатала она Гошино первое в жизни какое-никакое заклинание и плюнула в лицо мерзавца, именно в то место, где у него в настоящей жизни была рябая рожа. Со жгучим удовлетворением она смотрела, как яд разъедает кожу и Шляйфмен корчится и кричит, боясь прикоснуться руками к опалённому лицу.
Часы в её руке стали увеличиваться.
