— Печь тушите! — заорал Старик, так как с холодами пришлось протапливать печь и днем.

К лыжникам кинулись с расспросами. Выяснилось, что ковали видели только шесть всадников. Видать, дозор. Сколько же их всего — неведомо. Дозорные — доспешные и оружные. Шли шагом, кони усталые, так что лыжники их с запасом обогнали. Казаки сразу принялись сволакивать всё в башню. Вскоре, и Рыта из «гнезда» гаркнул:

— Вижу! Вижу всадников! — скатился на низ и тоже в башню убёг.

Ждали долго. Следы следами, а в зарослях заприметить тайный острожек нелегко. Но неизбежное случилось.

— Нашли, — глухо бросил своим с третьего уровня башни Ивашка. — Снаряжайте пищали.

Всадники оставались внизу, мало-мало за сто шагов от башни. Стояли, переговаривались. Ивашка говорил, что видно плохо, но их, вроде бы, не больше десятка. Услышав новость, Тютя с парой поляковцев тихонько открыл дверь, которая не выходила на северную сторону, и ужом прополз к пустым балаганам.

В то же время, один из всадников отделился от группы и открыто, шагом, поехал к острожку.

— Сашико Дурно здэсь? — на ужасном русском спросил он, подбоченясь.

— А тебе про то какой интерес, нехристь? — сварливо бросил в узкое окошко Старик.

— Славный княс Галинга благодарность передат, — не обижаясь, ответил всадник.

И тут Гераську, ровно, ветром с лестницы смело! Дурной, бросив пищаль, ринулся мимо него вниз, с руганью принялся откидывать бревна, которыми подперли дверь, распахнул ее, наконец, и закричал:

— Я здесь! Вот он я!

В этот самый миг Митька Тютя метнул кожаный аркан. Петля резко сжала плечи всадника и, под дружное «и-эх!», выдернула его из седла.

*Индига и Соломдига — герои популярного советского мультфильма «Сердце храбреца».

Глава 38

— Ой-бой, хорошо метнул маут твой батар! Хороший пастух! Пусти ко мне — табун ему доверю!

Делгоро пил горячий сбитень, и без того красное его лицо совсем побагровело, но сын Галинги уже находился в добром расположении духа.

Да, Митька Тютя умудрился заарканить сына князя. Дауры только увидали то, как с гиком и визгом басурманским кинулись на казаков. Казалось — быть сече, но Дурной голой грудью встал против своих и чужих. Хвала Господу, из башни никто не пальнул… Порубали бы друг друга в пень.

По итогу, оказалось, что пришлые — люди князя Галинги из рода дауров-хонкоров Чохар. Дурной успел пояснить, что те, вроде как дауры, только происходят от тунгусов. Правда, хонкоры землю не пашут, а лишь пасут лошадей, немного овец, верблюдов. Галинга был отцом той самой Челганки, что сбегла. И вот теперь отец решил отблагодарить Дурнова за ее спасение. Всадников, действительно, было лишь шестеро, и они везли с собой подарки в тюках.

Князь изо всех сил показал, как ценит Челганку. В тюках лежали лисья шуба пластов в два на десять, барсучьи малахаи, несколько отличных ножей с резными костяными ручками, две бронзовые чаши, лук с саадаком (не Тютин, но тож хорош!). Конечно, зная слабость русских, поднесли десяток соболей. Но самым дорогим подарком Делгоро подал небольшой отрез никанской камчи.

— Слух по земле прошел, что несколько лоча остались на усть-Зее, — рассказывал Делгоро уже неспешно. — Вот Чакилган и шепнула отцу, что там может жить ее спаситель.

Гераська речь даурского княжича понимал плохо. Переспрашивал у Сашка, но тот только отмахивался. И вообще, Дурной, как на гвоздях сидел. Вроде, и пытается степенно беседу вести, а всё норовит о Чалганке спросить. Вроде, невзначай, но даже Гераська всё понял. А уж красномордый Делгоро — и подавно. Хитро улыбался и всё разговор переводил на то, как его ловко с коня сняли. Поначалу-то он больно злой был, но когда казаки повинились — рассмеялся и хлопнул обидчика по плечу.

— Как, говоришь твоего батара звать? Тута? Эй, Тута! Да где ж он?

— Коней ваших обустраивает, балбес, — буркнул Старик.

— А чего их обустраивать? Мы им ноги спутали, и пусть себе тебенюют, — удивился Делгоро.

— Да, Тютя ваш, ровно мамку родную повстречал, — не сдержал ехидную улыбку Ивашка. — Отлипнуть от коней не может.

— Дончак, что уж, — как бы всё объяснил Рыта. — Пущай, порадуется.

Долго Делгоро игрался с Сашком, видно, нравилось ему это. А под конец сам заговорил:

— Сестра тебе, Сашика, сказать велела. Что вещь она тебе одну задолжала. Когда ж отдавать?

Тут Дурной совсем ополоумел. Воздух втягивает, а речь нейдёт.

— Князь-отец в гости зовет. Пойдешь?

Сашко, как волчара загнанный, заозирался на ватагу, только что зубы не скалил. Потом голову опустил, бросил что-то короткое и непонятное.

— Делгоро, мы попозже в гости придем. Ближе к концу зимы. Пойдет так?

Широкотелый княжич еще шире развел руками.

— Ну, и так сойдет, — он был явно недоволен. — Твоя жизнь.

— Ой, погоди! А как же я вас найду?

— Делгоро-господин! — вдруг влез в разговор какой-то мелкий даурец. — Позволь, мне им проводником стать? Галинга же до весны с Кунгур Нотога не откочует?

— Нет, ставка отца там на всю зиму, — ответил краснолицый даур. — Ты хочешь остаться у лоча, Аратан?

— На время, господин! — опустил глаза мелкий. — Для исполнения воли князя.

Так и порешили. Дауры заночевали в башне, утром их отдарили всем, что нашлось у казаков, и отправили домой. Ватажка пополнилась теперя еще одним человечком — Араташкой. Чему, например, Митька Тютя был зело рад: ведь у даурчонка имелась своя лошадь.

— Махонька, лохмата… Как собака! — вздыхал дончак. — Зато лошадь.

Через пару недель скотина стала к Тюте более привязливой, чем к своему истинному хозяину.

А вот Гераська новому постояльцу был совсем не рад. Потому что Араташка уже через день к нему подошел, поклонился и, мешая русские слова с даурскими, сказал:

— Повиниться я пришел, Гераська-друг. Тогда, в лесу, это я на тебя напал. И каменюкой в голову стукнул. Виноват я. Прими это и прости меня, как ваш бог велит, — и достал из-за спины соболя.

Зимнего! С серебринкой в меху!

А Гераська смотрит и не радуется. Вот же паскудник! Как же он его не признал сразу! Сжал парень кулаки… но как бить? Винится же, гад. Еще и бога помянул, нехристь!

— Да, ладно, чо уж… — буркнул Гераська, глядя на сторону.

Араташка рухлядь сам ему в руки