– Эй!

За разговором они и не заметили, как вдалеке показались высокие стены Мьезы. Подъехав поближе, они запрокинули головы – и уже почти сорвали глотки, когда откуда-то сверху их обложили крепкой бранью:

– Вы чего горланите посредь ночи, сучьи дети?! До рассвета въезда нет! Особенно для бродяг и попрошаек!

– Мы не те, ни другие, – отозвался Амадиу. – Меня зовут...

– Да пускай ты сам Странник Коломб, едрить его в сраку! – не унимался незнакомец. – До утра ждите или валите подальше, пока я болт не пустил!

– Ты хоть знаешь, кому угрожаешь, гнилая ты башка?! – рявкнул Жерм, да так, что конь под ним чуть не взвился на дыбы. – Открывай ворота или пустим тебя через город сквозь плети!

Мужчина, явно не ожидавший ответных угроз, замолчал. Через некоторое время кованая железная дверь подле ворот раскрылась, и наружу вышли несколько стражников со свечными фонарями да арбалетами; и едва увидав перед собой алые плащи, тут же поклонились и отошли в сторону – и вот, Амадиу вместе с неофитами въехали вовнутрь.

Встретил их хромающий привратник с заискивающей улыбочкой и резким запахом кислого вина. Отвешивая поклоны, он проговорил слегка заплетающимся языком, между делом подгоняя суетящихся вокруг лошадей конюхов:

– Извиняйте, господины, что ждать заставили… Ты мамашу свою так за сиськи дергай, дурень! Не знали, что сами Мечи к нам в город пожалуют, да еще в такой поздний час, иначе б встретили как полагается, вы не думайте. Проводы сегодня отмечаем вот и замешка вышла… а ты чего глаза лупишь? Никогда плаща красного не видел? Марш за сеном, остолопина! Уж не сочтите за неуважение, господины.

– Как я понимаю, мэра мы найдем на празднестве? – спросил Амадиу, потрепав своего коня за гриву, перед тем как его увели на конюшни.

– Вы совершенно правы, господин Авар сейчас тоже на главной площади. Это вам во-о-он той улице, потом налево мимо булочных, а дальше сквозь переулок и вниз до конца. Позволите сопроводить?

– Не стоит.

Амадиу вместе с братьями не торопясь двинулся по вымощенной улице. Признаться давненько он не бывал в Мьезе – пять лет? десять? – но нельзя сказать, что город сильно изменился. Разве что все больше стремился ввысь, да разрастался вбок – строеньица теснились друг к другу, будто замерзающие пташки на ветке холодной зимой, а верхние этажи нередко чуть не сталкивались балконами, нависая над проходящими под ними людьми. Изредка по пути им попадались пошатывающие охмелевшие бюргеры, распевающие песни: некоторые из них не обращали ни малейшего внимания на процессию Мечей, но другие – видимо чуть более трезвые – поспешно отводили глаза и спешили сойти с дороги, нырнув в ближайший переулок.

Наконец, они вышли на площадь, уставленную лабиринтами шатров, столов, подмостков, повозок и телег. Праздник был в самом разгаре: вот несколько ряженых в шкуры людей, подвывая и звеня колокольчиками, бегали за девицами под их нарочито испуганные крики и звонкий смех; вот не меньше четырех десятков горожан отплясывали у высокого столба, взявшись за руки и образуя несколько живых колец; вот музыканты запевали скабрезные песни, тут же подхватываемые прочим людом, а вторили им трубачи и трещоточники.

Прямо в центре площади, на высоком помосте несколько артистов изображали сценку: пожилой мужчина с выбритой головой и в длинном черном одеянии с дубинкой наперевес носился за вторым, носившим черную маску и откидывающийся от него крашеными в желтую краску желудями. Приглядевшись, Амадиу понял, что вместо двух мужей на подмостках находилось четверо – то были карлики, усевшиеся на плечи друг другу. Наконец, запутавшись в балахоне, первые два полурослика рухнули на подмостки, а следом на них упали и другие. Пытаясь встать, каждый лишь мешал трем другим – барахтаясь в тряпках, цепляясь за волосы и нарочно ставя подножки – все падая и падая под восторженный рев и хохот зрителей. Да уж, смелая сценка – однако в праздник дозволялось и не такое.

Подойдя к компании стражников, глазеющих на представление, Амадиу потрепал одного из них по плечу. Недовольный тем, что его отвлекли тот что-то рявкнул – но едва он повернул голову и увидел перед собой четыре красных плаща, как тут же покраснел, вытянулся по струнке и пробормотал себе под нос что-то похожее на извинения. Жерм уже пустился было отделывать грубияна под орехи, но Тома взмахом руки остановил его.

– Мы ищем господина Авара.

– Вскоре он должен выступить с речью вместе со святым братом Птолом, господин магистр, – пробормотал один из стражников.

– Великий магистр, идиот, – буркнул Жерм.

– Все же я бы предпочел поговорить с ним не медля, – проговорил Амадиу, наградив рекрута красноречивым взглядом, дабы смерить его пыл. Только-только приехать в город – в котором им придется задержаться до неизвестных пор – и тотчас затевать ссору с местными властями далеко не лучшая идея.

– Он должен быть где-то здесь – поищите человека в маске волка.

Оглядевшись, великий магистр тяжело вздохнул – сказать было куда проще, чем сделать. Едва ли не добрая половина празднующих скрывала лица за масками: вокруг бродили, пели и плясали дикие звери, чудовища, демоны, боги, шуты и уродцы. Пораскинув мыслями, Тома решил, что пара часов вряд ли что-то решат и встретиться с мэром можно после речи, а пока – насладиться праздником, тем более что им представился редкий случай отдохнуть. Однако не успел Амадиу потянуться к ближайшей бочке, около которой стоял раздетый по пояс толстяк с раскрашенным торсом, щедро разливавший глубокими ковшом всем желающим эль в подставляемые кружки, ведра, лохани и даже прямиком в раскрытый рот, как Рене похлопал великого магистра по плечу, указывая куда-то в сторону.

Оглянувшись, Амадиу увидел довольно чудную компанию, движущуюся к площади – не меньше полтора десятка фигур, растянувшихся цепью по широкой улице. Двигались они слегка неестественно, то и дело, подергивая головами точно деревянные игрушки, что незримая рука вела на ниточках. И вот ближайший из них вышел из тени на свет фонарей и костров, горящих вокруг – одет он был в длинные рваные лохмотья, тянущиеся за ним шлейфом и замысловатую маску, которая к тому же… маску?

Приглядевшись, Амадиу почувствовал, как по спине его пробежал холод, а разум отказывался верить в то, что видят глаза; то была не маска, нет: уродливая голова незнакомца – неестественно раздувшаяся, словно переполненный бурдюк, который грозил вот-вот лопнуть – была рассечена поперек и вместо носа и верхней челюсти зияла черная рана, из которой сочился бело-зеленый гной вперемешку с густой кровью. Поймав взгляд великого магистра – черными глазами, пустыми и глубокими точно два колодца, залитых смолой – человек широко распахнул рот, уронив нижняя челюсть едва ли не на грудь, и выпустил длинный язык, походивший на извивающуюся змею.

Незнакомцы, что шли следом, выглядели не лучше – все сверху донизу покрытые грязью и тиной, испещренные ранами и походившие скорее на оживших мертвецов, чем на живых людей. Какая-то женщина в длинной цветастой юбке, дурачась, подбежала к сем людям и бросилась к одному из них на грудь, обвив его шею руками. Через мгновение она закричала и попыталась высвободиться из объятий, но… Думается следующая картина еще не раз привидится великому магистру в кошмарах – та тварь, что он поначалу принял за бюргера, вцепилась зубами прямо в горло женщины, повалив ее на землю и уже через мгновение крик несчастной перешел в свистящий хрип.