Прошло уже почти три месяца с тех пор, как Джубал ей все рассказал. Теперь, глядя на отца, она видела совсем не того человека, которого с детства боялась и любила. Другие могли бы оправдать его поступок, счесть его трагической ошибкой перепуганного мальчика, но только не Мод. «Мастеру Эдди» было двенадцать лет, только на три года меньше, чем ей самой. Если б она оказалась в такой же ситуации и Ричард или Феликс попали в беду, она бы не убежала и не бросила бы их только ради того, чтобы избежать порки.

И у него было полно времени на то, чтобы исправить ошибку. По словам Джубала, пока Лили искали, мастера Эдди на кухне кухарка кормила корзиночками с вареньем. Потом няня уложила его спать, а следующим утром он позавтракал и сел делать уроки с гувернанткой. И в любой момент он мог сказать кому-то, где найти Лили, но решил этого не делать. Он так и не признался. А теперь он решил, что может искупить свой грех, просто осушив болото.

«Верьте словам этой грешницы, — напечатала Мод, — ибо это слова Господа».

До Рождества оставалось два дня. На утренней молитве отец читал из Евангелия от Матфея про Рождество Христово. Читал он очень красиво и выглядел примером добродетели и праведности: красивый, тщательно одетый, он прекрасно контролировал себя. Он много лет скрывал свой грех и собирался и дальше его скрывать. Именно этого Мод и не могла ему простить. Она злилась на него за то, что он ее разочаровал. Мод всегда благоговела перед ним, даже когда научилась его ненавидеть, но теперь это стало невозможно. Потому что он оказался трусом.

А ей достался груз знаний о его грехе, и она не знала, что с этим делать. С тех пор как Джубал все ей рассказал, он три раза приходил спросить, поговорила ли она уже с хозяином начистоту, заставила ли его прекратить осушать болото. Джубал думал, это будет легко. Он думал, что, если пригрозить отцу раскрытием его секрета, болото будет спасено.

Бедный наивный Джубал! Он не понимал, что ничего не выйдет просто потому, что никто ему не поверит. Тут будет его слово против слова отца, а кто поверит нищему пьянице, у которого мозги протухли от бесконечного макового чая, а не помещику, джентльмену и уважаемому историку?

Но должно же быть что-то, что можно сделать…

Пару раз она подумывала — что, если рассказать все Клему, смирить свою гордость и попросить помощи? Но вдруг он решит, что все это только предлог поговорить с ним? Что, если он расскажет Айви и они вдвоем станут над ней смеяться? Да и что, собственно, может сделать Клем?

Иногда Мод представляла, как она вступит в бой за болота, — одинокая героиня вроде Жанны д’Арк. Она не сдастся, пока не найдет способ их спасти, а заодно раскрыть всем глаза на то, что собой представляет отец.

А потом ее благородные мечты рассеивались, и Мод вспоминала, что на самом деле ей пятнадцать лет и никто ей не поверит.

А еще внутренний голосок напоминал ей, что надо быть осторожнее. Если отец мог так себя повести в детстве, на что он способен сейчас?

Он может оказаться опасен.

Поначалу эта мысль показалась Мод смешной. Но раз придя ей в голову, она застряла там накрепко.

* * *

Из дневника Эдмунда Стерна

23 декабря 1912 года

То, что Мод сказала сегодня днем про «Возмездие», напомнило мне про один отрывок из «Жития святого Гутлафа». Я сейчас его нашел, и там все даже хуже, чем я думал. Это навело меня на поистине ужасную мысль.

Перевод не очень хороший, но англосаксонская версия приводится на другой стороне разворота, и закрыть глаза на смысл не получится. Flaxan mid deofol gefulde.

По времени подходит. А если я прав — если! — то тогда понятно, почему я всегда испытывал такое отвращение к «Возмездию». Потому что это не просто картина. Это нечто гораздо большее.

Позже

Но только если я прав. В этом-то вся проблема. Думаю, ответ найдется у «Пайетт». И приходские книги тоже помогут, наверное. «Пайетт» лежит внизу. С приходскими книгами придется подождать, пока старик Фэрроу не придет в церковь. Сегодня канун Рождества, так что он придет рано. Мне осталось подождать только несколько часов. Надо помолиться о терпении.

Господи, надеюсь, я ошибаюсь.

Глава 31

В канун Рождества отец спустился из своей спальни совершенно больной на вид. Он не читал Библию за утренней молитвой и не ел ничего на завтрак, только выпил чашку чая. Потом сказал Мод, что его весь день не будет, и ушел из дома.

Как только он ушел, а слуги занялись другими делами, она пошла к нему в гардеробную и достала записную книжку из тайника под рубашками.

Из последней записи она узнала, что какая-то фраза в «Житии святого Гутлафа» навела его на «поистине ужасную мысль». О чем бы ни была речь, это было как-то связано с «Возмездием», и Мод догадалась, что он пошел свериться с приходскими книгами, узнать, правда ли это. Больше она ничего понять не смогла, потому что фраза, которая его встревожила, была на англосаксонском: flaxan mid deofol gefulde.

Мод обыскала весь дом, но не нашла «Жития святого Гутлафа» — наверное, отец взял его с собой в церковь. И англосаксонский словарь она тоже не нашла, так что не могла выяснить, что значит эта фраза.

Отец вернулся незадолго до полудня и с отстраненной вежливостью попросил ее освободить библиотеку. Он просидел там почти три часа, потом вернулся в церковь. Мод не могла понять, какими книгами он пользовался, — он их все убрал на место.

Как раз перед чаем она услышала его шаги по гравийной дорожке. Мод подбежала к окну. Лицо у него было серое и спокойное до неподвижности, одно плечо выше другого. Мод подслушала у двери, как он говорит Айви, что не будет ни пить чай, ни обедать — он будет в кабинете, и беспокоить его не надо.

* * *

После смерти маман Рождество в Вэйкс-Энде почти не праздновали, и в этот сочельник все было как обычно — даже слуги у себя в хозяйственных помещениях отмечали его очень сдержанно. Ричард гостил в Шотландии у одноклассника, а поскольку Мод не хотелось составлять компанию Феликсу и няне в детской, обедала она в одиночестве.

Дейзи украсила веточками остролиста рамы картин в столовой и оставила