удостоверение личности и лишить его владельца гражданства ГДР. При этом сообщать об этом ничего не подозревающим изгнанникам не разрешалось, чтобы избежать новых проблем. Идея заключалась в том, чтобы самые агрессивные из собравшихся прошли на Запад под строгим контролем и исчезли навсегда. По-видимому, Цигенхорн и его начальство надеялись, что, когда возмутители спокойствия исчезнут, толпы у пропускных пунктов начнут рассасываться. Если же смутьяны попытаются позже вернуться в ГДР, их следовало проинформировать, что такого права у них больше нет. Цигенхорн передал такие инструкции не только на Борнхольмер, но и на другие пограничные переходы. Позже той же ночью сам генерал Штази Хайнц Фидлер, начальник основного Отдела VI, в письменной форме подтвердил, что штамп рядом с фотографией или на ней аннулирует удостоверение личности и лишает его владельца права возвращения в ГДР.

Все еще разозленный Егер скептически отнесся к плану, но приступил к его осуществлению примерно в 21:00. Он приказал своим подчиненным начать вылавливать из толпы самых назойливых людей и открыл три окна паспортного контроля. Поскольку Радомски и Шефке несколько часов из кожи вон лезли, жалуясь и крича (как позже утверждал Радомски, «мы шумели громче всех!»), их выбрали одними из первых. Двух диссидентов и еще нескольких человек отвели непосредственно внутрь самого КПП. Его сотрудники записали их личные данные и проштамповали паспорта. Служащий, занимавшийся Шефке, поставил штамп прямо на его фотографию – возможно, для пущей убедительности. Таким образом, двое активистов были изгнаны из Восточной Германии, даже не подозревая об этом.

Словно во сне, они вдруг оказались на мосту и перешли на другую сторону границы – на Запад. Шефке был уверен, что их вот-вот схватят агенты Штази и запихнут в кузов грузовика, но этого не случилось. Западная сторона Борнхольмер-штрассе, как они вскоре обнаружили, была частью Веддинга – сонного и обветшалого района Западного Берлина. Ноябрьским вечером, в четверг, Веддинг определенно выглядел не шикарно. Шефке позже вспоминал свою первую мысль при виде Западного Берлина: «Ну и ну, а это точно Запад? Мы оказались в какой-то глуши!» Они решили поехать на такси в центр. Только благополучно сев на заднее сиденье машины, Шефке поверил, что они действительно на Западе, – их вез «мерседес».

Таксист спросил: «Куда едем?» Из-за их колебаний и внешнего вида водитель заподозрил, что у него не совсем обычные пассажиры. Услышав, что они из Восточного Берлина, он сначала попытался вышвырнуть их, решив, что у них при себе только восточногерманские деньги, которые не имели никакой ценности в Западном Берлине. Радомски и Шефке показали таксисту дойчемарки и, не зная, что за поездку придется расстаться с большей частью наличных, назвали адрес квартиры в районе Шёнеберг, где жили двое приятелей Шефке. Шефке познакомился с ними во время велосипедного путешествия по Венгрии еще до того, как стал невыездным. Несмотря на грубость водителя, выходя из машины, восточные немцы посоветовали ему «ехать обратно к тому мосту, там сегодня можно неплохо заработать».

Знакомые Шефке, естественно, испытали шок, увидев берлинцев с Востока. Поприветствовав друзей, Радомски и Шефке попросили у них телефон, чтобы позвонить Яну. У Яна оказалось невпроворот дел. Он был на работе, на берлинском телеканале SFB, где Момпер зачитывал свой комментарий, придерживаясь политики «действуй так, словно». Ян не только сам появлялся в эфире, но и координировал новостную программу канала в ту ночь – и в то же время лично переживая все события. Его выдворили из ГДР в 1983 году, и вот теперь все свидетельствовало о том, что Стена, стоявшая между ним и Йеной, его родным городом, начала рушиться.

Тем не менее, когда Радомски и Шефке дозвонились до него и сказали, что они на Западе, Ян им не поверил. Чтобы доказать, что это не шутка, они описали необычную винтовую лестницу в пентхаусе, где жили их западноберлинские приятели. Ян знал этих людей и не раз видел лестницу. Он понял, что Радомски и Шефке говорят правду. У них получилось перебраться на Запад. Передвижение через Стену открылось.

Ян сразу же сказал восточным берлинцам, что им нужно срочно брать такси и ехать на SFB. Ян собирался усадить их перед камерами и попросить рассказать всему миру, что проход через Стену теперь открыт. Они смогли бы самым эффектным способом раскрыть секрет авторства той контрабандной видеозаписи и обрести признание, которого так жаждали. Однако кажущаяся нереальность вечера и страх мести со стороны Штази оказались сильнее. Ни Радомски, ни Шефке еще не вполне переварили факт утраты власти режимом. Они беспокоились о последствиях в случае возвращения в Восточный Берлин и потому отклонили просьбу Яна. Шефке с сожалением ответил Яну, что он не может выступить на телевидении, поскольку хотел бы иметь возможность вернуться.

Ян был разочарован, но ответил, что понимает. Трое друзей решили встретиться позже, когда наконец Ян сможет уйти из телестудии. Они договорились посидеть в баре «Кукушкино яйцо», где работал еще один бывший восточный берлинец и диссидент. Отпраздновав случившееся со своими западноберлинскими друзьями в их пентхаусе, Радомски и Шефке направились обратно к границе. Там они смешались с толпами западных немцев, ожидавших, когда другие их соседи с Востока пересекут границу.

Впрочем, Радомски и Шефке в тот момент олицетворяли собой редкое исключение. Большинство желающих перейти границу – таких как Хаттенхауэр и ее друзья – все еще находились в Восточном Берлине, где придуманный Штази план выпускать только сорвиголов с треском проваливался. Давление на пограничников не убавилось, а слухи о том, что кому-то дали пройти, распространялись словно лесной пожар. Люди решили: «Началось!», и их ожидания росли с пугающей быстротой, вспоминал Егер. Толпа легко поняла принцип: если кричать достаточно громко, то есть шанс пройти, – и действовала соответственно. Егер вновь позвонил Цигенхорну, чтобы доложить о незадаче с их тактикой, но Цигенхорн ответил: «Других вариантов нет», поэтому оставалось только продолжать в том же духе. Егер включил специальную сигнализацию, чтобы вызвать подкрепление, – с учетом подмоги численность персонала на КПП увеличилась примерно до шестидесяти человек.

Затем Егер узнал о еще одной проблеме: «стравливание пара» привело к кризису ситуации не только у восточного входа на КПП Борнхольмер, но и у западного. Среди первых, кого выпустили за границу, были и молодые родители. В отличие от Радомски и Шефке, эти люди хотели мельком взглянуть на район к западу от Борнхольмера и вернуться к маленьким детям, спящим дома в своих постелях. Опьяненные впечатлениями от вылазки на Запад, они вскоре вернулись к западному входу на КПП и радостно предъявили документы со словами: «Это снова