Шрифт:
Закладка:
– Если кожа, то тысячи три, – оценил юноша.
– Шестьсот рублей!
– Да вы что…
– Точно тебе говорю. Он тысячу хотел, тот, кто продавал. Я говорю: «Нет, дорого». Он: «Восемьсот». – «Нет, – говорю, – я ж пенсионер. Мне скидка полагается». И ухожу. А он: «Ладно, – говорит, – отец, только для тебя, бери за семьсот». Тут я думаю, взять, что ли? Ботинки хорошие, не кожа, конечно, но зачем она нужна, кожа-то? Хранить ее? Будут валяться, место занимать. Сезон отходил, и ладно. Говорю ему: «За шестьсот беру». Он: «Бери, отец, и уходи… Только никому не говори, что я тебе за шестьсот продал». В сумку все упаковал, матерчатую, одна сумка рублей пятьдесят стоит. Я теперь с ней в магазин хожу.
– Так ведь не кожа…
– Ну и что, что не кожа?.. Зачем она нужна эта кожа?.. Тут каждый год живешь как последний. Зимы уж больно тяжелые… А с годами все тяжелее. Каждый раз думаешь: опять полгода зимы и холода… До весны, до тепла дотянуть бы… климат уж больно суровый… солнышка маловато… Ну вот, иду я на тот рынок и покупаю точно такую сумку, как надо. Видел, наверное, эти пластиковые сумки китайские? Нахожу прям один к одному, с точностью до миллиметра, до микрона… Они ж это все знают, все эти требования дурацкие, и все сделали, чтоб люди под завязку могли загрузиться вареньями, сувенирами и всякой этой химией… Прихожу домой, забиваю мою сумку до монолитности – так что ни щелочки, ни шовчика, там не то что мышь, микробу просочиться негде. Но тяжелая получилась – страсть! Ну, думаю, ладно, как-нибудь дотащу, пусть порадуются гостинчикам Додики эти разные… – Старик закурил и продолжил: – Приезжаю в аэропорт. На регистрации спрашивают меня: «Где ваш багаж?» Я говорю: нету, я, мол, с пересадкой, все в руках, сумочка вот небольшая. Они смотрят, переспрашивают: «Небольшая? Давайте измерим». Линейку достали, меряют, ничего понять не могут. Точь-в-точь. Тютелька в тютельку. «Удивительно, – говорят, – первый раз такое встречаем… Никогда такого не было». Пропускают, но, знаешь, с такими лицами – загрызли бы. Словно у них добыча из когтей ушла, крупную рыбу поймали, а она себя съесть не дозволяет. Иду дальше, девица сидит, таможница. Смотрит на меня с этаким прищуром. «Первый раз, – говорит, – вижу, чтобы валюту в таких сумках провозили». Я прохожу мимо, вроде как не слышу, а она: «У вас, дедушка, – говорит, – доллары или всего понемногу?» Обратилась, значит, тут уж пришлось остановиться, передохнуть, сумка уж больно тяжелая, поставил я ее на пол и отвечаю вежливо: «Дочка, – говорю, – зачем дедушку обижаете? Да ежли б у меня столько валюты было, я бы на собственном самолете летал, а не на общественном». А она усмехается, скучно ей, решила над старичком поизмываться, шутница. «Откуда, – говорит, – я знаю. Может, вы перевозчик…» Это я-то!.. «Какие, – говорю, – у вас глазки зоркие, очаровательные, и все подмечают, не скроешься, как рентгеном насквозь просвечивают. У меня, – говорю, – начальница имеется на службе, так она вся в вас. А касательно багажу, можете половину моей валюты прямо себе оставить. Мне не жалко, а вам будет