нужно… Очень редко когда, – говорю, – воспоминания находят, но быстро очень проходют, и опять полный покой и благоденствие наступает». Она говорит: «Вы знаете, вам, возможно, очень повезло, я как раз умею освежать память, у меня это со всеми моими мужьями всегда получалось». Я думаю: «Эге, это значит, она уже не первого старичка на тот свет провожает. По всему видно, большой специалист, тоже профессионал в своем роде, дело, судя по всему, знает». Только не пойму, зачем я ей? Квартира ей моя московская нужна, что ли? «Дайте мне, – говорит, – ваш телефон, я скоро буду в Москве, я вам позвоню». – «Ага, – думаю, – ты еще Томочки не видела». Ну, дал ей телефон, черт с ней, пусть звонит. По телефону поговорить – это ж не жениться, правильно? А может, она шпионка-разведчица, черт ее знает. Это как мне один знакомый рассказывал, к нему графиня из Италии приезжала, очень детишками нашими интересовалась. «Мы, – говорила, – по благотворительной программе возим детишек из России в Италию на отдых». Вот она это все и организовывала. Договаривалась со школами, интернатами, чиновниками, чтоб детишек ей давали. Конечно, очень все на первый взгляд благообразно выглядит, благородно, несчастных нищих детишек в Италию… А суть простая и очевидная. Потом, через годы, когда эти детишки повырастают и посты разные займут кто где, в правительстве или на фирмах своих, то контракты с кем заключать станут? С ними – с итальянцами. У кого покупать чего надо будут? У них же. Это такое вложение на дальнюю перспективу. Внедрение в мозги детские нужных приоритетов сызмальства. Так вот, она – графиня, казалось бы, денег куча, ну если и не куча, то по крайней мере должны быть, у нее ж поместье в Италии родовое, да и за шпионство ей платить должны командировочные, на гостиницу, питание и всякое такое. Но она, когда в Москву приезжала, то всегда у него, у знакомого моего останавливалась. «Гостиница, – говорит, – очень дорого». Это графине-то!.. Старушка уже, ей за шестьдесят. И вот несколько лет она ездила и каждый раз у него останавливалась по нескольку раз в год, как своя. И ни сувениров, ни подарков. Так, привозила иногда какие-то пирожные, печенья дешевенькие, и ни копейки, ни лиры, ни доллара, ничего не платила, улыбалась только. Культурная Европа этакая… Вот мой приятель и думает: «Какой мне с нее прок? Ничего не дарит, не платит, к себе не зовет. На фиг она мне сдалась?.. А дай-ка я тоже к ней в Италию нагряну с ответным визитом. Поживу у нее в замке как человек. Пущай ответит на гостеприимство соответственно». И вот как-то раз она опять приехала, он и сказал ей, мол, ждите в гости, синьора. Ну тут она очень огорчилась. До крайности прямо. Аж перекосило ее всю. У них, знаешь, у европейцев, особливо у графинь, улыбка на все тридцать два зуба, все отработанно, наигранно, включается по команде, как лампочка. А тут у нее спиралька внутри потухла электрическая, губки в этакую жопку сложились, в дудочку, бровки нахмурила, головкой качает. «Не знаю, – говорит, – очень сложно будет вас устроить». – «Так у вас же свой замок!» – приятель говорит. «Нет, в замке нельзя. Вам лучше снять гостиницу». – «Почему нельзя?» Спрашивается, что ей, замка жалко? «У меня там, – объясняет, – полы очень дорогие, старинные. Я сама по ним лишний раз стараюсь не ходить. И у меня там специальный экологический режим, влажность особенная, все поддерживается искусственно, чтобы древние фрески не повредились. Вы, – говорит, – нарушите биологическую среду, а это очень плохо скажется на сохранности здания. Это, – говорит, – исторический памятник. И если там что-то разрушится, то у меня будут большие неприятности, штрафы и всякое такое прочее». Будто он чего-то рушить туда ехать собрался!.. Будто если из России, то обязательно все вокруг себя крушить должен, всюду писать на стены и древние фрески на память отколупывать… Ну, все равно, съездил он туда, пожил в гостинице, прошвырнулся по Италии, по Апеннинам ихним потоптался, денег потратил кучу. Вернулся сюда, а она звонит через месяц и сообщает, что, мол, скоро приедет в Москву, мол, нельзя ли опять у него остановиться? А он ей и отвечает: «Синьора, – говорит, – я как раз собираюсь подать заявку в Юнеско, с просьбой включить мою квартиру в список культурного наследия города. Поэтому меня сейчас очень волнует экосистема моего жилища. Прямо до крайности… Ночами не сплю… И почему бы вам в связи с этим не снять гостиницу?» Ну она ни слова не сказала, трубку положила и больше не звонила. Графиня…

Ну и я вот тоже, как Колумб, для себя Америку открыл, погулял и обратно. Летел оттуда – спал, как младенчик. Ну и гостинцев, понятно, нагрузили, как на верблюда, еле допер…

Среди зимы юноша опять заглянул в студию, старик встретил его радостно. Глаза его по-юношески сверкали, он возбужденно прохаживался по залу, переставляя стулья и декорации.

– Ну, дорогой, наконец-то! Свершилось! Я говорил, я всегда говорил, что рано или поздно какая-нибудь падла проклюнется. Посмотрит наши песни и скажет: шедевр! Ведь где это видано, чтоб три года, как на работу, ходили, песни пели, костюмы шили, шеи мыли – и ничего, никакой реакции, акромя зрительской… Ведь мешки писем, туча звонков, и ни один продюсер, ни одна сволочь не позвонила, не позвала. Чем они там все занимаются?.. Понять невозможно… И ты видишь, что происходит? Пять лет прошло как канал закрыли, как мы им последнюю песню спели, и, видишь ты, вспомнили!.. Посмотрел кто-то записи. Все ж в архивах хранится… Нашли. Позвонили мне… «Мы, – говорят, – передачу делаем о легендах общественного телевидения, приглашаем вас песенку спеть…» Это спустя пять лет-то!.. Они вдруг решили передачу сделать о легендах! Непонятно, зачем? Хотят, чтобы и их тоже прикрыли, что ли? Ну да это их дело. Я говорю: «Очень приятно… Как это вы о нас вдруг вспомнили?» А там девица какая-то мне отвечает: «А у нас лучшие номера в архиве оцифрованы». Я спрашиваю: «А какие песни вы хочите? Сколько и когда?» Ну она мне все рассказала. «Там, где, – говорит, – вы ковбои, потом алкашей спойте и где вы в ушанках и валенках». Это про телевизор… Три песни отобрали. В общем, ждут они нас в четверг. Что думаешь?

– Думаю, надо идтить…

– Ну вот и я тоже подумал, – обрадовался старик. – Чего бы не сходить? Не сходить всегда можно, а вот сходить – это ж другое дело. Давай сходим… Я ее спрашиваю: «А что платите?» – «Это, – говорит, – вам надо будет с режиссером обсудить,