Наверняка, если бы сейчас был не белый день, а, к примеру, вечер, подсвеченный лишь фонарём или луной, Юля бы изрядно струхнула, встреть она такого мальчика в лесу. Да и в городе бы, наверное, испугалась. А так костюм был сделан не очень аккуратно и явно бережно для шкур, да и волосы сильно торчали из-под этой импровизированной шапки-головы.

— Привет, — нарушила обоюдную паузу Юля, решив не спрашивать про костюм. Мало ли, как в деревнях Новый год отмечают, может, этот мальчик в каком-то спектакле участвует и лешего или чудище из «Аленького цветочка» играет, ну или просто сам смастерил себе такой Хэллоуинский наряд. — Э… Я… заблудилась тут… — махнула рукой она, разглядывая вышивку на вороте явно какой-то национальной одежды, которую заметила под своеобразным маскарадным костюмом. — Не подскажешь, где это я? Как называется эта деревня?

На миг Юле даже показалось, что мальчик её совсем не понимает, потому что тот ещё больше открыл рот и вытаращился, но тот моргнул круглыми глазами и ответил:

— Яшмовка.

— Яшмовка… Это всё объясняет, — выдавила улыбку Юля. Похоже, рядом с Затурьем и правда была ещё одна деревня и она не туда свернула.

— А ты из Яви? — вывел из задумчивости вопрос мальчика.

— Что? Нет, я из Ульяновщины, шла в Себеж и заблудилась по дороге. Там туман был. Вот и свернула куда-то не туда.

— Ага, ага, — кивнул мальчик, а затем ловко подсёк успокоившуюся курицу, сунул её себе под мышку и поманил Юлю за собой. — Идём. Идём со мной. Не бойся.

— Да я и не боюсь… — пробубнила под нос Юля, но отчего-то стало неспокойно.

Они пошли далее по дороге, прошли ещё несколько десятков домов и вышли на берег реки или озера, где горели костры в каких-то странных вязанках. Там стояла толпа народа, и стало ясно, куда делись все деревенские жители. Многие из них были обряжены так же, как и сопроводивший её мальчик.

— Тут у вас празднество какое-то, что ли? — догадалась Юля, посмотрев на чучело, похожее на то, которое делали в Масленицу.

— Ага, Карачуна прогоняем, — кивнул мальчик и внезапно заорал в толпу: — Тятя, тятя, глянь-ка! Из Яви кто!

Крик привлёк внимание, и через мгновение Юля оказалась в окружении толпы в страшных масках и мохнатых-косматых костюмах. На глаза попались балалайка и что-то похожее на гусли. Возможно, тут слёт косплееров?.. Теоретически… это же может быть? Может же, верно?

Глупая мысль о том, что она вот так, как в книжке, которые она забросила, взяла и попала в другой мир, а то и в прошлое, надоедливым комаром зазвенела в голове, и Юля попыталась её отогнать как смехотворную. От окружившей её галдящей что-то непонятное толпы голова чуточку закружилась.

— Накось, милая, — какая-то симпатичная розовощёкая старушка с улыбкой сунула ей в руку кружку с дымящимся чаем. — Испей взвару. Полегчает.

Чай оказался травяным, сладким и хорошо согрел после прогулки по стылому туманному лесу, стало как-то одновременно тепло, легко и спокойно. А потом сознание померкло.

Глава 20

Щедрец

Ожега проснулась полной предвкушений. Поплескала себе в лицо водой, обрызгала лезущего под руку Модю, оделась, проверила шнуровку на наручах и поножах и выскользнула из комнаты вместе с увязавшимся за ней коловершей.

Почти все гости остались в Гнезде до конца Коляды, лишь прабабушка Кострома отбыла сразу после пира. Тётя Блага вроде бы немного оттаяла дома, и её можно было встретить вместе с тётями Браной и Бояной. Они хихикали, как девчонки, и о чём-то постоянно шептались. Вот и сейчас, несмотря на раннее утро, уже сидели в трапезной и завтракали, о чём-то болтая.

— Огневзор только что ушёл к детинцу на тренировку, — ответила тётя Брана на пожелание доброго утра и вопрос о двоюродном брате.

Вчера Ожега, узнав о том, что Огневзор с конца заурницы чуть не до утрося тренируется сначала один, потом с друзьями, тоже напросилась. Проснулась в шесть тридцать утра, посчитав, что до семи успеет, да и темень непроглядная на улице: в конце сваора солнце встаёт, то есть в полдесятого только светает. Но братец уже ускакал, и она поспешила за ним.

У детинца горели фонари, и фигуру Огневзора, который разминался, Ожега увидела без труда. Впрочем, надо признать, что и в темноте она видела неплохо.

— Слышал, слышал от дяди Боеслава о твоём питомце, — кивнул ей Огневзор, с любопытством разглядывая коловерша. — С виду вроде обычный гусь.

Модя возмущённо зашипел, и Ожега засмеялась.

— И много ты гусей с таким модным окрасом видел? Мы полетаем?

— Полетаем? — с некоторым сомнением хмыкнул Огневзор. — Ты после Инициации ещё не обращалась? — и, когда она отрицательно мотнула головой, сказал: — Ну, тогда попробуй.

Ожега не стала спорить, сразу решив перекинуться. Она чувствовала Зверя, словно спящего где-то под шкурой, но всё-таки ей пришлось вспомнить уроки по медитации, потратив время на дыхательную гимнастику и то, чтобы отрешиться от окружающего мира, собственного нетерпения, нащупать нить связи со своим Зверем, который почему-то отвечал не слишком охотно. Слияние как будто вышло не таким полным, как во время Инициации, Ожега даже не была уверена, что у неё на самом деле получилось перекинуться, потому как удержать вторую форму удалось буквально несколько мгновений, после чего даже налаженная связь со Зверем на один выдох как будто совсем оборвалась.

— Что?.. Почему?.. — растерянно посмотрела на свои руки Ожега.

— А ты думала, что будет просто? — закатил глаза наблюдавший за ней Огневзор. — Вашей Инициации предшествовал долгий и кропотливый ритуал очищения. Тебе надо много тренироваться, чтобы вызывать и поддерживать превращение. Конечно, в экстренной ситуации, например, когда тебе будет грозить опасность, перекинуться ты сможешь, а вот чтобы сохранять разум в обороте, делая это, когда тебе захочется, — над этим придётся поработать.

— И сколько на это понадобиться времени? — спросила Ожега, чуть расстроившись.

— Года два-три минимум, — пожал плечами Огневзор. — Смотря ещё как часто будет получаться. На оборот требуется много энергии, магии и концентрации. Тебе придётся вспомнить всё, чему тебя учили, и научиться это применять. Будешь много времени в Яви проводить, значит, получаться будет не так часто.

— Но как же тётя Блага?.. — начала было Ожега, но ответила себе сама: — Она не контролировала своего