Хотя наши чиновники разрешили этим специалистам забрать с собой некоторые образцы, но запретили нам делать слишком детальную сортировку, потому что можно не поспеть к выборам. Какие-то начальники даже тайком подсказали мне, что можно делить весь мусор на два вида: подходящий для переработки и не имеющий никакой ценности мусор, который можно просто сжечь. Быстро разделить и быстро выбросить. «Мусор есть мусор, сортируй не сортируй, мусором и останется, так ведь? Зачем его еще исследовать?» Так они говорили.

На первый взгляд люди вдохновились словами «Вернем красоту нашей Формозы!» (глупый лозунг, под которым правительство призывает людей участвовать в «очистке побережья»), и работа идет полным ходом. Но я слышал от экспертов, видевших все своими глазами, что потребуется более ста лет, чтобы восстановить прежний вид побережья. Но я засомневался, что вообще значит этот «прежний вид». Вот, например, «Седьмой Сисúд», его включать в это понятие, как думаешь?

Ты ведь знаешь того писателя Л., который пишет книги про океан? Он часто приезжал в «Седьмой Сисúд», верно? Несколько дней назад он привез с собой студентов и волонтеров, они начали собирать погибших на пляже креветок, морских ежей, трепангов, змеехвосток, раков-отшельников, крабов и другую фауну. Он сказал, что очень много видов не было известно, но благодаря мусоровороту их выбросило на берег. Я спросил его, можно ли будет восстановить прежний облик побережья? Он сказал, что нет никакого прежнего облика, и больше не будет как прежде.

Я ответил, что мой отец мне говорил наоборот. Он считал, что только две вещи на свете никогда не меняются: это горы и море.

Для нас, бунун, мужчиной может считаться только тот, кто умеет охотиться. Атаял[27] называют нас «тени» как раз потому, что мы так искусны в охоте. Но мой отец часто говорил, что для охоты перво-наперво надо узнать горы, и только потом можно научиться охотиться по-настоящему.

По рассказам отца, японцы боялись того, что бунун объединятся и станут бороться против них. Поэтому они переселяли бунун то в одно место, то в другое, даже приучили нас возделывать землю, чтобы бунун начали сеять поливной рис, – лишь бы не дать нам понимать горы. Привыкнув выращивать рис, люди перестали ценить охотников, так что бунун все меньше обращали внимания на горы. Горы не оберегают тех, кто не понимает их.

Он рассказывал, что прежде детей бунун с малого возраста начинали учить разнообразным знаниям о горах, пока наконец они не примут участие в охоте и ритуале стрельбы по ушам животных – это считалось чем-то вроде экзамена на квалификацию охотника.

Никогда не забуду тот день, когда я первый раз участвовал в охотничьем ритуале стрельбы по ушам животных. Старшие охотники расставили мишени: три ряда мишеней из ушей шести добытых на охоте диких животных. На самом верху прикрепили уши двух оленей, в центре – уши двух замбаров, а внизу повесили по одному уху горного козла и кабана. Ушки козла пушистые, крохотные, очень симпатичные. Когда мы стреляли, то стояли достаточно близко, и для мальчишек бунун, с детства учившихся стрелять из лука, не попасть было практически невозможно. Мой отец был лучшим стрелком в селении, стрелял точно и из лука, и из ружья. Когда в детстве я упражнялся в стрельбе из лука, то меня часто сравнивали с ним. Старшие по очереди подводили мальчишек к мишени. «Бум!» – и стрела пронзала оленье ухо. Следом поставили перед мишенью моего старшего брата. «Бум!» – и стрела тоже пронзила оленье ухо. Когда подошла моя очередь, я уверенно натянул лук и прицелился в ухо оленя. Но в тот самый момент, когда я отпустил стрелу, не знаю почему, лук провис, и когда я услышал «бум!», то оказалось, что стрела попала в ухо горного козла.

Пушистое ушко козла, крохотное и симпатичное. Я попал в него.

Все прямо окаменели. Мой отец переменился в лице. А почему? Потому что во время ритуала стрельбы по ушам попадать можно только в уши оленя или замбара, а если попадешь в ухо горного кабана, то потом на охоте будешь бояться встречи с кабаном. Ну а попадание в ухо горного козла значит, что ребенок будет по жизни идти, как горный козел по крутому обрыву на краю пропасти.

Я попал в ухо горного козла. Отец потом долго со мной не разговаривал. Я тогда думал, что он сердится на меня, а потом понял, что это он тревожился обо мне.

Мой отец Лавиан (предводитель охотников). По периметру охотничьих угодий вязали бадан – знаки из тростника. Хотя я и был сыном своего отца, но Лавиан не передается по наследству сыну. Нужно, чтобы парень охотился, помогал людям, имел лидерские качества, и если он хорошо себя проявил, да к тому же стал лучшим молодым охотником, тогда у него есть шанс стать Лавианом. Хотя я и попал в ушко горного козла, но когда ходил на охоту, то всегда был лучшим. Правда, я чувствовал, что мой отец по-прежнему был сильно обеспокоен, ведь ему казалось, что выстрел в ухо горного козла рано или поздно принесет мне несчастье.

Один раз мы устроили облаву на здорового кабана. Тот кабан успел прославиться, потому что много раз ускользал у нас прямо из-под носа, и убил не одну охотничью собаку. А однажды вообще «съел» пули моего отца и благополучно ушел. Мой отец сказал, что этот зверь Ханито, и когда стреляешь в него, нельзя смотреть ему в глаза, не то зачарует.

Когда устроили облаву, Лавианом все так же был мой отец.

– Что за зверя встретит мое дуло? – запел мой отец.

– Всех оленей встретит мое дуло! – подхватили другие охотники.

– Что за зверя встретит мое дуло? – пел мой отец.

– Кабанов всех встретит мое дуло! – подхватили другие охотники.

Наши ружья пахли ароматным вином. Когда мы выходили на охоту, я слышал, как мой отец тихим голосом говорил дяде, будто ему во сне привиделся какой-то знак, но почему-то после ритуала окропления вином он забыл о том, что видел во сне. Дядя его успокоил, сказал, что это обычное дело, сны часто забываются, и если кто не видел снов или забыл сны, то прекращать охоту ему не резон.

В тот раз мы устроили Мабусау, это такой способ охоты: сначала Лавиан определяет место, где скрывается кабан, а потом собаки должны его оттуда вытравить, а охотники разбиваются на отряды и окружают зверя. Прямо на рассвете, где-то часов в пять, собаки почуяли запах кабана и стали без конца лаять, как сумасшедшие. Отец увидел вдалеке движение в траве и понял, что это большой кабан, очень возможно, как раз тот самый злой дух Ханито. Он оценил, в какую сторону побежит кабан, и охотники, разбившись на отряды, пошли по разным тропам преследовать зверя. Меня определили в отряд, который шел в самую дальнюю левую сторону, потому что я был мальчиком, надо было еще многому научиться. Пока я бежал, все прислушивался к звуку собачьего лая и шуму травы; запахи и тени деревьев со свистом проносились мимо. А потом я вдруг обо что-то споткнулся, упал и кубарем прокатился по земле. Быстро подобрав ружье и прижав рукой охотничий нож, чтобы не бил по бедру, я продолжил бежать вперед.