Я поставила телефон на зарядку, разлеглась на постели и уснула, как была, в обуви и пальто.

Спала я как убитая, прямо как погибшая девушка, и снилось мне, что я разлагаюсь на дне океана и ничего меня уже не тревожит.

32

Паспортный контроль располагался в темном тупике в конце коридора. Я хотела, чтобы Фин стоял от меня как можно дальше. Летела я по паспорту Софи Букаран, а раз уж была объявлена погибшей, меня могли под руки вывести из аэропорта. Я не хотела его вовлекать.

Он понимал, что я темню, и не хотел вставать в другую очередь, так что я обратила все в игру, как раньше хитростью скармливала Лиззи брокколи, приговаривая, что это деревья, а она – великан. Давай наперегонки, сказала я, так будет веселей. Он улыбнулся и ответил, мол, ладно, но на деле просто потакал мне. Он не понял, в чем тут игра.

Он уже стоял по ту сторону ленты в очереди к своему окошку, подогнув одну ногу, почесывал руку и копался у себя в телефоне. Я попыталась сымитировать его беззаботность, но вышло как-то скованно и странно. Я скакала на месте, почесывалась, распрямлялась во весь рост, часто сглатывала.

Фин попытался было пошутить со мной через решетчатую загородку, но я его проигнорировала. Он вроде бы слегка обиделся, но тут его подозвали к окошку.

– Моя взяла! – крикнул он мне.

Я покачала головой и отвернулась, как от чокнутого незнакомца. Передо мной оставался один человек, походник, светлокожий блондин с дредами, в лоскутной рубашке с этническим принтом, ссутулившийся над стойкой. Таможенник велел ему отойти – свирепым, непреклонным голосом. Он взглянул на паспорт хиппи, потом на самого хиппи и опять на паспорт.

Походник что-то сострил и рассмеялся. Но таможенник не смеялся. Не сводя глаз с походника, он сунул паспорт в считыватель и кинул обратно на стойку, закатив глаза. Тот сгреб его и торопливо отошел.

Мой черед.

Обмирая и почти не дыша, я подошла к нему и протянула паспорт Софи Букаран. Он положил его страницей с чипом в считыватель и взглянул на меня, потом на фотографию. Потом опять на меня. Обождал. Цвет лампочки под ним переменился, и он вернул мой паспорт на стойку. Я взялась за паспорт, но тот его придержал. Мадам, не забудьте на будущий год обновить.

Спасибо.

Фин ждал меня уже на той стороне.

– Порядок?

Я кивнула. Вся дрожа.

Мы плавно двинулись по дьюти-фри. Шоколад и сумочки. Ярко-белый электрический свет. Магазины были прекрасно оформлены. Все двигались в некоем слаженном танце, огибая друг друга без единой заминки.

Мой паспорт действителен. У меня оставалось еще восемь месяцев. Я могла отправиться куда угодно. Я так и слышала, как по всему миру для меня распахиваются двери, двери на пляжи, поля, в разные города. Афины, Париж, Джайпур, Нью-Йорк. Нью-Йорк! Мой паспорт действителен. Я могла отправиться куда угодно.

Каким-то образом мы очутились в магазине с кучей часов. Молодая девушка попросила Фина сделать с ней селфи. Она сделала фото и ушла, ни спасибо, ни до свидания. Фин, казалось, даже не заметил, как грубо та себя повела.

– Люди такие грубые.

Фин отнесся ко всему этому очень спокойно:

– Они не нарочно. Люди забывают, что ты тоже человек. Так уж сложилось. Я был еще совсем молодой, когда мы прославились, я бы не дал свое согласие, если бы знал, как все обернется, но тут уж ничего не поделаешь. Я продал свое лицо за сущие гроши, – он пожал плечами. – А вообще, сейчас и за бесплатно отдают свои лица.

Мы шли дальше, купаясь в атмосфере роскоши молла.

– У них есть веганский шоколад, – мечтательно произнес Фин, оглянувшись на большой шикарный магазин напротив.

Я прошла за ним в фиолетово-золотой магазин, где из большого стеклянного шкафа можно было выбрать любой шоколад на свой вкус. Тяжело было цепляться за былые обиды, и все из-за паспорта. Я никогда и не мечтала о путешествиях.

– Какой ты хочешь?

Я неопределенно махнула на какую-то маленькую шоколадку с орехами и заметила, как он поймал взгляд продавца. Господи боже. Я опять будто пустилась в бега. Не то чтобы я собиралась. Но сам факт уже пьянил, как будто я захлебывалась в тонущей машине и вдруг нашла воздушный карман.

Когда мы вышли из магазина, Фин держал шоколадку, но ему явно не хотелось ее есть. Она была размером с детский кулачок. Он откусил кусочек, облизнул губы и хмыкнул, и все жевал, и жевал, и жевал.

Я сунула в рот свой кусочек, пожевала и проглотила. Шоколад был отвратительный, маслянистый такой, и это мой еще не был веганским.

– Вкусно, правда? – улыбнулся Фин.

– Я не то чтобы с ума схожу по шоколаду.

Я колебалась, рассказать ему про паспорт или нет, поделиться ли радостью, но история была не из легких, а я уже взяла в привычку об этом помалкивать.

Фин сунул в рот оставшийся кусок шоколадки, и я вдруг заметила, что нас снимает какой-то мужчина на другом конце зала ожидания. Я отвернулась и понаблюдала за мужчиной в отражении. Он снимал и ухмылялся – с полным осознанием, что пресловутый анорексик ест шоколадку. Видимо, считал это забавным. Я оглянулась на Фина. Он видел, что его снимают, и хотел, чтобы другие увидели. Он делал это на благо людей, которых даже никогда не встретит. Людей, которые могли пойти на поправку. Я видела по глазам, как тяжело ему это дается и как он жутко нервничает, но все равно стоит на своем. Он играл на публику, и зрелище это внушало смирение.

– Фин, мне нужно кое в чем тебе признаться.

– Хммммм, – он все еще прикидывался, что с удовольствием ест шоколад, но сам уже чуть ли не плакал.

Мужчина убрал телефон и ушел.

– Меня зовут Софи Букаран – тебе это о чем-нибудь говорит?

– Нет.

– Десять лет назад меня в отеле изнасиловали четверо футболистов. Это было громкое дело. Их признали невиновными.

Он не нашелся что ответить. Он заглядывал мне в рот, как будто ждал анекдотично-пошлой развязки.

– Футбольный клуб принадлежит Гретхен Тайглер. Вскоре после окончания судебного процесса кто-то попытался убить меня в моем собственном доме, и я сбежала. Все решили, что меня тогда кто-то убил. Еще несколько человек погибло в пожарах при подозрительных обстоятельствах. И