Шрифт:
Закладка:
– Мне уже осточертело дрожать от ужаса перед ней.
Мы оказались на широкой улице, тут было предостаточно лежачих полицейских, деревьев, звуковой ландшафт помягче. Фин шел впереди, но вдруг остановился и свернул в открытые ворота, махнув нам следовать за ним. И мы зашли в парадный двор Британского музея.
Вверх по лестнице, потом через парадную дверь, и мы подошли к столу охранника; тот проверил наши сумки. Затем прошли через металлоискатель и очутились в странных сероватых сумерках застекленного внутреннего дворика. Побрели в западное крыло и сели там на скамеечку: мы с Фином по краям, а Трина посередине.
Мы оказались с тыльной стороны Розеттского камня. Он стоял в стеклянной витрине, и туристы толпились по ту сторону стекла, глядя прямо в нашу сторону.
– Это все Тайглер, – обратилась Трина к Фину. – Она со мной связалась относительно подкаста.
– Гретхен Тайглер угрожала вам?
– Не напрямую. Она кое-кого подослала. Мне велели удалить подкаст. Мол, «это ущемляет интересы семьи», так она сказала. «Аморальное пренебрежение чувствами человека». Все в таком духе. Она выбрала для встречи кафе, где мы с вами только что были, потому что там шумно.
– Чтобы вам не удалось записать разговор?
– Именно.
– И вы выбрали его же, чтобы мы не смогли втайне вас записать?
Трина, как бы извиняясь, пожала плечами:
– Я не знала, что вы за люди и на кого работаете. Она всерьез мне угрожала. Предлагала деньги, чтобы я его удалила. А когда я отказалась, пригрозила, что вышвырнет меня с платформы. После этого они устроили встречу с владельцем, но тот послал их куда подальше, и тогда они попробовали выкупить его платформу за сорок тысяч. Он, слава богу, из богатой семьи и не нуждается в наличных. Иначе пришлось бы прогнуться. В общем, подкаст поднялся на третье место по количеству скачиваний, и все благодаря тому, что вы его назвали кучей дерьма. Чем больше он раскручен, тем спокойнее мне.
– Но я не говорил, что это куча дерьма.
– Вообще-то было такое.
– Нам очень понравилось. Мы просто не согласны с вашим выводом. Да и не такие уж большие это деньги – сорок тысяч.
– Серьезно? А по-моему, немаленькие. На подкастах денег не заработаешь.
– Но вас же спонсируют.
– Едва хватает оплатить аренду студии. Нам же за это не платят. А «Патреон» – одна сплошная трата времени.
– Вы пишете подкасты бесплатно?
– Ну да. Я не против, мне только в радость. Не нужно распинаться перед комитетом скучающих гендиректоров, пока энтузиазм твой тает на глазах. Можно просто записать его и выложить, а там уже либо послушают, либо нет. Это не навсегда, но пока – что есть, то есть.
– Здорово, – кивнул Фин, тепло улыбаясь, – так же зарождался рок-н-ролл.
– Кто-нибудь придумает, как заставить их раскошелиться и сделать это официальной профессией, но пока до этого не дошло, и мы еще весьма уязвимы. У нас, по сути, нет редакторов или корпоративных структур, которые бы проверяли текст эфира и предостерегали нас от промахов. Тайглер та еще психопатка, но если об этом не положено публично говорить, то откуда, черт возьми, мне было знать? И так стараешься никого не оклеветать, но с этими жуткими богатеями нельзя просто нечаянно просчитаться и отделаться извинениями. Не все так просто.
Вдруг она умолкла и оцепенела, завидев женщину, прогуливавшуюся по соседней галерее. На секунду Трина отвлеклась на нее, но тут же расслабилась:
– Не она.
– Эта женщина похожа на ту, которая к вам приходила?
– Да. Стройная блондинка, опрятная, ее так просто и не опишешь, безучастная такая, с прохладцей в голосе. У меня от нее прямо мурашки по спине.
– А что все-таки случилось с колье Виолетты?
– Я узнала об этом только после завершения подкаста. Собиралась позже вставить этот момент, но с правками можно возиться бесконечно. Гретхен Тайглер получила колье неделю спустя после крушения Даны. Оно пришло обычной почтой, в конверте с мягкой подложкой, и она его выкинула, не догадавшись, что он представляет ценность для полиции.
– Вранье.
– Ну да, но так она объяснилась в полиции. Гретхен была в Париже во время крушения Даны – на случай, если вам интересно.
– Вы слышали что-нибудь о финансовом положении Леона? – спросил Фин.
– Ага, Леон обанкротился. Дану он купил по дешевке, чтобы перепродать уже в Англии. Был один покупатель. Вот Леон и переправлял ее с Керкиры. Но да, он совсем разорился.
– Нет, – возразила я, – у него же был многомиллионный дом.
– Заложен и перезаложен под завязку, – ответила Трина. – Он пытался продать его. Люди порой впадают в отчаяние. Вы бы лучше про Амиду спросили. Есть у меня фотография…
Она нашла ее у себя в телефоне. Это была вырезка из журнальной статьи, на фотографии стояла стройная темноволосая женщина в безукоризненно белом шефском кителе на фоне окна в старомодной булочной, а на стекле позади нее – выведенная золотыми буквами надпись. На предплечье у нее стояла плетеная корзина, наклоненная к зрителю, чтобы продемонстрировать хлеб. Хлеб как раз и был в центре внимания как для фотографа, так и для женщины. Она смотрела безмятежным взглядом на корзину. Подпись была на французском, «La Dame du Pain».
– Это и есть она?
– Да. Что-то с ней стряслось, но что, я не знаю. Она не подает апелляцию. Я не знаю, то ли ее принуждают, то ли шантажируют, то ли ей не повезло с юристами.
Я отошла в туалет, и Трина вышла следом. Я поняла, что она хотела поговорить. Она выждала, пока мы не подошли к умывальникам, и перехватила в зеркале мой взгляд.
– Фин Коэн не в курсе, чем вы тут занимаетесь, так ведь?
Так и было, и я чувствовала тут свою вину.
Она отряхнула руки насухо.
– Вы знаете, что случилось с девушкой, которая дала показания по вашему делу?
– Да. Поэтому я и держалась в стороне.
– И очень зря. Им пришлось проводить опознание по стоматологическим слепкам. Не стоило ей подаваться в бега. Ее разыскивали только приспешники Тайглер. На ее месте я дошла бы на хрен хоть до самой королевы и голосила бы в мегафон.
Разошлись мы на хорошей ноте, обещая держаться на связи. Трина обняла меня и прошептала, что я настоящий герой. Она хотела как лучше, только вот герои, как правило, умирают. Мы попрощались с ней на улице.
Взяли билеты на завтрашний
