— Пару дней назад я сделал Инкритию одно предложение… — после небольшой паузы Мелех продолжил, — стать четвертым основным капитаном армады, таким же и на тех же правах, что и известные вам капитаны Ласкелар, Сарвин и Рамос. — Перечисленные капитаны, за исключением главы тайной службы, переглядывались, встречая друг друга удивленными взглядами. Небольшой шум и перешептывание мгновенно разорвало толпу. Стать высшим капитаном армады было извечным желанием любого пирата, а потому подобные вести воспринимались с ненавистью к незнакомому кандидату. Мелех, услышавший негодование, повернул голову к стоящей на причале толпе, медленно провел по ней взглядом и подошел к левому борту мостика. Шепот резко утих. — Кто-то…против? Я готов выслушать мнения без какого-либо наказания. Выскажитесь, и я обосную свой выбор в пользу господина Инкрития. — Толпа молчала, не решившись перечить выбору адмирала.

Осмелившийся молодой варгодиец поднял голову и громко крикнул:

— Генерал, не сочтите меня глупцом за мой вопрос и не сочтите мое столь долгое молчание за трусость. Меня зовут Икар, я из 3 флотилии под руководством капитана Золотара.

Упомянутый капитан Золотар, небольшого роста и с парой золотых передних зубов, стоял справа плечом к плечу к смельчаку и тут же закрыл ему рот рукой. — Простите, адмирал! Этого больше не повторится! — дрожащим голосом прокричал Золотар.

Варгодиец Икар не мог сопротивляться команде капитана, но, судя по увиденным Мелехом сжатым скулам и разъяренным глазам, явно был не рад подобному отношению.

— Убери свою руку, жалкий трус, — медленно проговорил Мелех, посмотрев на Золотара. — Какой из тебя капитан, если ты не контролируешь своих матросов, и какой из тебя лидер, если ты боишься сказать слово. Слово словно острый клинок. Чтобы не бояться им пользоваться, нужны тренировки, обучение. Твой матрос уже достал меч из ножен, так пусть покажет, на что способен. — Мелех перевел взгляд на Икара: — Режь!

Золотар осторожно убрал руку с лица Икара. Тот, протерев лицо, сказал:

— Генерал! Я, как и большинство людей на Малате, не знаком с господином Инкритием. Ваш выбор для нас закон, но мы бы хотели знать о его капитанских качествах, перед тем как думать о том, чтобы вступить в его команду.

Инкритий, пребывая в собственных мыслях, услышав вопрос пирата, словно вышел из глубокой комы и, опережая ответ Мелеха, сказал: — Нет никакой команды, и я не один из вас.

— Спасибо за вопрос, Икар, я ценю твою смелость и желание узнать нового капитана, но, кажется, я и вправду забыл спросить самого Инкрития, — сказал Мелех, после чего вновь подошел к центру мостика, наблюдая за ученым. — Так значит ты не изменил своего решения и желаешь отправиться домой?

— Я долго думал, Мелех, но не над решением. Мысли, что тревожили мой разум, были обо мне: кем я стал в этом месте и был ли я им прежде? — Инкритий хладнокровно смотрел на Мелеха — тот отвечал ему фирменным хитрым прищуром с едкой улыбкой. — Чем я отличаюсь от тебя, человека, державшего в страхе весь континент? Твои методы, твоя философия, к сожалению, мне близки. Благо в дальнейшем-окупит все беды настоящего. Возможно, ты и прав. Но откуда тебе знать, что ты и вправду принесешь добро? Быть может, ты судья или провидец? По мне так это философия убийц и маньяков, одержимых идеей, и мы с тобой из этой когорты людей. Людям действительно свойственно прятать зло даже от самих себя, накрывая его полотном отговорок о благе. Я не хочу быть демоном, что забирает души в обмен на возможное счастье будущих поколений, так как это путь в пустоту. Мы с командой…

— Ах да, команда, — Мелех перебил Инкрития и вытянул руку, приглашая к себе. — Проходи к носу корабля.

Сердце Инкрития забилось быстрее, и он, выполняя приказ, пошагал в назначенное место. Подходя к самому краю передней части корабля, на котором красовалась морда огромного золотого льва, картограф увидел небольшую длинную лодку, спокойно качающуюся на волнах под весом двенадцати связанных матросов.

— Что за черт? — произнес ученый.

— Черт? Нет, это твоя команда, ну, как команда, те, кого еще не прикончило твое путешествие. Сколько вас там было, сорок? — Мелех, подходящий к Инкритию со спины, использовал свой меч словно трость, постукивая им по деревянной палубе корабля.

— Ты обещал мне… — Инкритий яростно посмотрел на Мелеха в ожидании его ответа.

— Верно, обещал. Обещал вернуть тебя домой, как только ты выполнишь работу. Я выполняю обещание: ты вернёшься домой. Более того, обещание расширено даже до вашего помощника Люпуса, отважно проявившего себя в походе за Дарон. Остальные же члены экипажа… — Мелех сделал паузу, — о них речи не было.

— Но я думал…

— Думали о Буйном море, — голос Мелеха мгновенно преобразился в истинно дьявольский, будто каждая буква, звучавшая из его уст, олицетворяла ненависть, как и улыбка, зловеще растянувшаяся на лице. — Огонь!

Морда золотого льва, словно ожившая, заревела яростным рыком, после чего ее нижняя челюсть резко откинулась книзу и испустила огромную полосу красного пламени. Огонь легко добрался до лодки и поглотил ее обитателей так же быстро, как пылевая буря настигает целые города. Истошные крики о помощи и мольбы о спасении разразились на весь Малат, пугая отдыхающих птиц. Обугленные тела в спазмических тиках рвали веревки и падали в воду со звуком, напоминающим раскаленный металл при его охлаждении. Запах горелого мяса вместе с черным, как небо Дарона, дымом, быстро распространился по бухте, попадая в нос каждого из собравшихся. Через несколько секунд струя огня прекратилась и челюсть льва вновь под возбужденный рев толпы вернулась на свое место.

Инкритий схватил лежащий на бочке нож и попытался вонзить его Мелеху в шею. Играючи, легко и слегка улыбаясь, тот увернулся от атаки и, захватив его руку, бросил через бедро, прижимая шею нападавшего к палубе коленом.

— Какая жалкая попытка, господин ученый! Стоит отметить, что она не столь жалкая, сколь глупая. Чего ты хотел, убить меня? — Мелех рассмеялся во весь голос и обратился к толпе: — Он хотел убить меня! — Толпа также подхватила его истерический смех. — А что потом,

подумал? Сейчас из всех членов экспедиции живы только ты и твой помощник. Убей ты меня, и не осталось бы никого, уж будь уверен, как не осталось бы Анны и Эпсилона, а также семьи Люпуса. Мы бы вырезали вас всех так жестоко, что даже у твоего дружка Альдима, повидавшего многое, кровь застыла бы в жилах.

Инкритий яростно дышал, прижатый к полу, словно бойцовская собака во время дрессировки. Осознание последствий и беспомощность лишь подстегнули его ненависть к