Шрифт:
Закладка:
Тогда-то эта самая Жумагуль и бросилась ему в глаза. Высокая? Высокая. Гнется тростиночкой? Да, гнется тростиночкой. Тугие, с руку, косы струятся по спине. И ступает по земле, точно по шелку. "По-особенному сложена, — подумал он. — Встретит своего суженого, так завтра же белой лебедушкой станет. Эх, молодость!.."
Девушка запала ему в душу. "Будь она неладна", — подумал он про себя удовлетворенно. И, не выдержав, старик подозвал к себе Сапарбека. Сразу же огорошил его вопросом:
— Так и будешь ходить, а?
— Чего?
— Вон джигиты, вроде тебя, уже семьями обзавелись.
— Э-э!..
— Ну, а у тебя думка какая? Выкладывай…
— Коке[26], так в аул приедем и поговорим.
— Ты вот всегда так.
— А что же делать?
— Рядом с невестой высокая девушка сидит, коса с руку толщиной.
— Так и что? — отмахнулся Сапарбек.
— Буду сватать ее.
Сапарбек заулыбался. Заулыбался и спросил:
— Которая?
— В самый раз про тебя.
— Ох, и любите вы за красными платочками подглядывать!
— Вот дурень! Чего несешь? Или хочешь до старости коленки свои обнимать.
Сапарбек опустил глаза книзу и сказал:
— Ну, раз уж вам нравится — так сватайте. Деваться-то все равно некуда.
Старик рассмеялся.
— Слов на тебя тратить жалко. Э-эх!
— Что же делать… Какой уж есть.
— Ты чего раскис? — опять раскипятился старик. — Или я до сих пор все на ветер говорил? В одно ухо влетает, из другого вылетает, дурень эдакий…
Сапарбек смешался, не зная, что ответить. А старик наседал на него:
— Пусть нам всего придется лишиться, а девушку эту нельзя упускать.
Слова старшего брата Сапарбек воспринял по-своему. Никогда он не перечил брату, а тут — сразу же на "ты" к нему:
— Не успеет кто приехать да "здравствуй" сказать, а ты уж бежишь скотину резать, — всех ягнят перевел. А еще говоришь — "всего лишиться". Чего лишаться-то?
— Цыц! — прикрикнул старик. Пу погоди, коли и на сей раз бабы себе не возьмешь…
И помягче уже:
— Ой, будь ты неладен! Да погляди, девушка какая приятная! Что тебе калым? Слава богу, четыре года, как колхозом живем…
— В этом ауле привыкли девушек возносить. Не так-то легко ее отдадут.
— Пусть только попробуют запросить калым у лучшего жнеца колхоза!
— Что-что, а это тут ни причем.
— Будет при чем.
— Коке, к чему такое пустословие?
— Молчи! — отрезал старик. — Ишь, язык-то у тебя как распустился, чертов сын! Сегодня и пойду сватать. Сегодня.
— Оу, да погодите хоть немного.
Куда там! Старик лишь сверкнул глазами да пошел прочь.
А Сапарбеку что? Остался себе на месте. Остался — и подумал; "Вот старина заварил кашу… И что это там за девчонка? Надо бы поглядеть, Чем она его так приворожила?"
Старик присел важно на седло, валявшееся рядом в юртой, у которой разместились старшие гости, и запустил руку в карман. Затем, постучав о колено костяной шашкой-табакеркой, насыпал полную горсть насваю и бросил его себе под язык. Бросил и сплюнул смачно. Перед глазами замельтешили круги.
Заметив, что Сапарбек топчется вокруг юрты, в которой за занавесом сидела теперь невеста, разозлился опять: "Расправил бы плечи, как мужчина, да и входил бы. Ой, размазня!" Не выдержал, крикнул:
— Ты чего, как сирота, торчишь там?
Сапарбек почувствовал, что если он еще помедлит, старик, ясное дело, подбежит к нему, и потому, набравшись решимости, шагнул в юрту.
— Пусть пополнится ваш дом, — пробормотал он, переступая порог, но никто не откликнулся на приветствие. Девушки попрятались за занавес. Чуть слышно доносятся их приглушенные голоса. Человек пять молодых парней сгрудились на торе — почетном месте. О чем-то переговариваются между собой, поглядывая на шелковый занавес, пересмеиваются.
Сапарбек присел у порога. Долго он сидел так. Из-за занавеса то и дело слышались шуточки и колкости, но он находил неловким так сразу вмешиваться в разговор. Проще всего — уйти бы, конечно, но перед стариком боязно. Стоит ему появиться, как тот, ясное дело, осрамит его при всем честном народе, закричит: "Ну, как?" Уж лучше пересидеть.
Тут из-за занавеса послышался девичий голос:
— Чего вы там все перешептываетесь? Лучше бы уступили очередь вон тому новому, парню!
— Ишь, резвая какая! А ну-ка, покажись! — отозвался тут же мордастый рыжий парень в красных сапогах.
— Так вас ничем и не урезонишь…
— Ох вы, ягодки-цветочки, да пожалуйста. Уж коли горазд он сорвать одну из вас — даем очередь.
— Давно бы так, самим-то не по рукам…
Девушки рассмеялись. Занавес заколыхался. При каждом его движении точно жаром обдает лицо Сапарбеку. Чем больше он краснеет, тем больше теряется. "И чего я этим пересмешницам скажу. Вон какие они языкастые!.. А промолчать — так этот рыжий с потрохами съест…"
И, сам не зная, как, Сапарбек сказал:
— Сколько уж нам на пустой занавес любоваться? Пора бы кончать в прятки играть. Выходите сюда. Познакомимся хоть.
— А вы, мы слышали, джигит старательный. С утра до позднего вечера жнете. Похоже — и разогнулись впервой, чтобы на белый свет взглянуть?
Хохочут девушки. Аж занавес колышется. А рыжий тут как тут.
— Больно резво вошел ты сюда, думал, все по местам расставлю, а сам, поди, и не понял, как лбом о камни расшибся. Жаль!
— К чему это! — вспылил Сапарбек и выскочил из торты.
Как и предполагал он, старик вывернулся ему навстречу.
— Чего потемнел весь? Не выгнали, случаем?
— Коке, потише можно?
— Из-за того, что громко говорю, в тюрьму, небось, не засадят. Выкладывай лучше, что и как.
— Что выкладывать-то?
— Видел хоть ее?
— Кого?
— Да ты, видно не в своем уме.
— За занавесом все сидят. Одна среди них уж больно языкастая. Мелет что попало, уйти пришлось:
— Знал я, что подведешь. Господи, позубоскалил бы тоже да за занавес. Тебе хоть по голове ходи — все сойдет.
— Брось коке. Я в этот аул не для того приехал, чтобы девушку искать.
— Ой, размазня! Люди насмехаются надо мной, дескать, брат у него все в холостяках ходит. Только и шепчутся в сторонке.
— Пускай шепчутся. Кому на рот платок накинешь?
— Ты давай не виляй.
— Оу, коке, за лошадьми присмотреть бы надо, путы на ногах развязались, что ли… — сказал Сапарбек, подаваясь в сторону пасшихся неподалеку лошадей. Но старик остановил его:
— Погоди.
— Да с лошадьми только управлюсь.
— Эй! Отвертеться хочешь? Джигит — он кто? Он есть пламя, которое горит… А ты — как лошадь ленивая, которую, не стегни камчой, так с места не сдвинется. Все бы назад пятиться.
Сапарбек не стал уже возражать.
