Шрифт:
Закладка:
Ну, спасибо, что дотащили. Мусилим, у меня во фляжке спирт остался, возьми себе. Погреетесь. Ну, прощайте! Скажите свои адреса. Что же вы, а? Адреса, говорю, дайте! Погодите, санитары, погодите, сейчас мне адреса… Стойте, говорю, стойте! Петя! Мусилим! Почему они уходят?..
Снег, набившийся за ворот, холодными струйками течет по спине. Бахтияр открыл глаза, увидел белые клыки и торчащие уши. Откуда здесь Жырыккулак? Неужели это он тащил своего хозяина? Пес, повизгивая, потянул Бахтияра за ворот, а потом сел на задние лапы и завыл, подняв морду.
Прочь отсюда, прочь! Разве может у него быть такая глупая собака, что рвет хозяину ворот? Нет, конечно! Это все сон. Куда делись голубоглазый Петр и рыжий Мусилим?.. Объездчик в лесу, домик в лощине, Жырыккулак, очаг, — это все бред. Он всю жизнь дрался с железными, черными и багровыми танками. А остальное — к нему не относится, ложь, обман… Будто у него жена, ружье, собака, теплый очаг в домишке, мясо, — все это опять снится только после тяжелого боя, все это — мечта…
Он довольно ухмыльнулся, как человек, которого не удалось провести. Однако заметил вдруг сбоку под подбородком разодранный ворот чапана. А в изголовье сидит пес, и в пасти его кусочки ваты. И рукам холодно без рукавиц… Бахтияр начал сознавать, что наоборот, не это, а все другое ему пригрезилось.
Стряхнув с усов кусочки льда, Бахтияр улыбнулся. Вспомнился, как бы эхом вернулся недавний ликующий крик: "Побе-е-да-а!" Бахтияр встал, отряхнулся. Сделалось неловко от сознания, что столько времени провалялся на морозе — не больной и не пьяный. Обругал Жырыккулака и побрел домой. Пес, опустив голову, трусил следом, будто понимал, что поступил дурно, разодрав хозяину ворот и протащив его по снегу.
Тяжело вздохнув, Бахтияр осмотрелся. Бревенчатая избушка смирнехонько приткнулась к снегу, нахлобучив крышу-шапку. Он потянул ручку двери. По-прежнему заскрипели петли. Едва он шагнул через порог, как сзади раздался вопль. Стоя одной ногой в темной избе, пропахшей порохом, другой — на крыльце, Бахтияр резко обер-нулся. Задрав голову к горам, вытянув шею, хрипло выл Жырыккулак… Что увидел в той стороне пес? Бахтияр взглянул на угрожающе нависшие скалы. В безлунную ночь они как бы отдалились, превратившись в величавую грозную крепость. Он шагнул в дом, захлопнул за собой дверь…
Впоследствии Бахтияр удивлялся тому, что он не замерз и не простудился, валяясь на снегу, и тому, что так явственно вспомнились ему события тридцатилетием давности. Ведь со времен войны он успел жениться, стать отцом, словом, прожил долгую, богатую радостями и трудностями жизнь. Однако эти тридцать лет не сохранились в памяти так четко, их следы стерлись, как исчезают тропинки после бурана. Все эти тридцать лет его память постоянно преследует только одна картина: голубоглазый Петр и длинный рыжий Мусилим, лязгающие гусеницами стремительные танки…
Перевод Р.Петрова
КАЛДАРБЕК НАЙМАНБАЕВ
Первой книгой Калдарбека Найманбаева явился сборник документальных повестей "На пьедестале славы", изданный в 1965 году. А сегодня на его писательском счету шесть книг. В нынешнем году выходит седьмая.
Произведения К. Найманбаева выходили на русском и башкирском языках.
С УТРА ДО ПОЛУДНЯ
Рассказ
Когда он открыл глаза, в доме было темным-темно. Жена Оразбике, все ворочавшаяся недавно, вроде бы успокоилась. Он закрылся с головой одеялом, подумав: "Ясно, что настало время разрешиться Оразбике, да, видно, еще не нынче?" Но, задремав, проснулся снова. Рассвет уже забрезжил, — из-за кереге[25] просвечивалась голубизна. Снаружи послышался шорох переступаемых копытец. "Беда с этой скотиной! — недовольно подумал он. — Все норовит к дому, когда бы можно на пастбище походить".
Накинув на плечи черный бархатный чекмень, он, как есть — в кальсонах, не надев даже шаровар, вышел во двор. Истощенные ягнята толкались у юрты, — он их отогнал в низину. Затем, расстегнув сорочку, погладил широкой ладонью грудь, пробежал глазами по темнеющим вдали холмам. Точно неведомые чудища завалились спать в степи. Вот-вот откинут темное одеяло-ночь и поднимутся во весь рост, оглашая степь ревом.
Предутренний легкий ветерок приятно пощекотал тело. Старику показалось, что вслед за ветром вдаль, неведомо куда, стремится и его душа. Он даже вперед подался. "Бог ты мой, да что это весна со мной выделывает? Никак полечу я… — забормотал он. — И старость по весне не старость, одно название, как погляжу".
Он снова торопливо обежал глазами окрестность, затем, ступая на цыпочках, заглянул было поверх двери в юрту, но, заслышав страдальческие стоны жены, попятился назад. "Хоть бы сын…" — пробормотал он, и стал завязывать распустившиеся тесемки на кальсонах. Сказал твердо: "Сын, ясное дело, сын будет, кому же еще! Да исполнит господь желание!"
Ему не стоялось на месте. Самая бы пора помчаться на коне вихрем вслед за этим манящим ветром. Он снова заглянул сквозь щель в юрту. Оразбике ворочалась на постели и негромко стонала. "О мир!" — пробормотал старик. И тут же раздался жалобный крик Оразбике:
— О бог ты мой, и куда он запропастился? Уф! — она зашарила рукой по постели, будто искала что-то.
Откинув полог войлочной юрты, он вошел внутрь. Вошел и остановился на пороге.
— Да я этих ягнят, будь они неладны, прогонял…
— Уф! — выдохнула вместо ответа Оразбике.
Он понял: роды начались. Разволновавшись, сказал:
— Какой от нашего брата толк, когда такое дело. Позвать надо кого-нибудь…
Оразбике промолчала.
— Не позвать нельзя… Как бы не случилось чего…
— Да впусти же свет в юрту!..
Старик вынесся на улицу. Ухватился за шпур, поднимающий кошму.
— Уф! — выдохнула опять Оразбике.
У старика дрогнуло сердце, сам не заметил, как очутился возле нее.
— Как чувствуешь-то себя? — только и нашелся сказать.
— О го-ос-поди! — простонала Оразбике, и старик понесся к юрте Сапарбека. "Ох, чертовы дети, спят, поди! — подумал он дорогой. — Хорошо, коли проснутся сразу…"
Вот он уже перед дверью.
Изнутри никаких звуков.
Брат младше его на целых двенадцать лет, неудобно ему, старому, врываться спозаранок к молодым, потому остановился у порога. "Ох, и женолюб! — подумал он. — А иначе возможно ли лежать до такого времени?"
Как ни невтерпеж ему было, а откинуть полог войлочной юрты не решался. Но и уйти не мог. Так и стоял, озадаченный, перед входом, а в памяти оживала история женитьбы Сапарбека. Все вспомнилось, все чередой вставало в его взбудораженном мозгу.
…Шесть лет назад, где-то к середине осени, дальние родственники в Арбакалды пригласили их на свадьбу.
Они поехали целым двором.
Свадьба состоялась на следующий день после их приезда. Старик, имевший обыкновение