вчера тоже все изменилось. Даже если он знает или догадывается, мне придется притвориться, что я не пойму, о чем речь. В этом я вполне согласна со своими друзьями.

– Как? – спрашиваю я.

– Я видел свет. – Он улыбается, и в его выражении появляется какая-то теплота, но она меня пугает. – Мы не сможем выжить поодиночке. Нам надо быть вместе.

Это не Скип. И я не могу избавиться от этого ощущения. Кто бы ни говорил со мной сейчас, кто бы меня ни трогал… это не тот Скип, которого я знаю. И он говорит о выживании, словно знает, что грядет беда. Разрушение. Может, наводнение. «Мы не сможем выжить поодиночке».

Я прочищаю горло и стараюсь, чтобы мой голос звучал естественно:

– Как мило, Скип. Правда. Но после чего мы должны выжить?

Он смотрит на меня в легком недоумении.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – говорит он после небольшой паузы, все еще сжимая мою руку своей маленькой ладошкой. И мне совершенно не нравится это касание. – Я говорю просто о выживании. Такие маленькие городки, как наш, всегда в опасности – они могут опустеть и исчезнуть. Я не понимал этого, пока не увидел, сколько труда ты вкладываешь и как он воплощается в жизнь. Вчерашний вечер еще одно тому доказательство.

Его слова имеют смысл. Скип десятки и десятки раз видел, как мои идеи воплощаются в жизнь и окупаются. Я помогаю Сант-Киприану. Вот и все.

А он… Играет в гольф? Или занимается черной магией.

Но как бы мне ни хотелось закричать, убежать или подавиться рвотой, мне придется с ним согласиться и поддерживать странный мир между нами. Потому что он сказал две интересные вещи. Николас Фрост. И выживание. Лучше согласиться с ним и потом выяснить еще что-нибудь.

– Ого, да это же Холли! – Я указываю на окно «Ланч Хауса», за которым сидит Холли Бишоп и таращится на нас. У нее отвисла челюсть, а телефон наготове, словно она фотографировала, как Скип держит меня за руку.

Мне хочется броситься сквозь стекло и выбить телефон у нее из рук. Но я сдерживаюсь. Скип отпускает мою руку и хлопает себя по карманам.

– Мне звонят. Придется пропустить встречу, но мы с тобой увидимся в следующую пятницу. За ужином. Заеду за тобой в шесть.

Я киваю. Пожалуй, слишком поспешно. Но Скип уже достает телефон и прикладывает его к уху. Он начинает тараторить и уходит прочь.

Я стою на месте, прямо перед рестораном, стараясь избавиться от мерзкого, жуткого ощущения. Потому что у меня сейчас встреча, а к встречам я отношусь серьезно.

Я найду способ общаться со Скипом и пойти на наш отвратительный, ничего хорошего не сулящий ужин. Убеждаю себя, что надо просто внести очередные записи в ежедневник и наклеить в него красивые рисовые кусочки бумаги для заметок: это меня успокоит и все будет в порядке. Но когда подхожу к двери «Ланч Хауса», то оборачиваюсь на магазины, на свой дом, потом оглядываю главную улицу, и мой взгляд поднимается выше. Прямо к холму, на котором стоит старый, полуразрушенный викторианский дом. Настоящее бельмо, нависающее своей тушей над моим прекрасным городом, сколько я себя помню.

Это трагедия. И, возможно, в этом доме таятся ответы на некоторые мои вопросы.

13

Остаток дня проходит вполне нормально. Я закрываю книжный магазин, и мы с Джорджией спешим домой; к нам за ужином присоединяется Элоуин. Они рассказывают мне о магии. Показывают заклинания, чары и заговоры на каждый день и учат магическим словам. Как одним взмахом руки переделать все домашние дела?

– Ты же не думаешь, что я мою пол шваброй? – скорчив гримасу, спрашивает Джорджия.

– Уборка шваброй – нечто вроде медитации, – возражаю я.

Элоуин, которая вырезает что-то из куска дерева двусторонним ножом, качает головой.

– Ты очаровательна.

Я практикуюсь в заклинаниях, которым они меня научили, периодически путаясь и ошибаясь больше, чем хотелось бы, но меньше, чем я ожидала. А в это время девочки отвечают на мои вопросы.

На большую их часть. У меня есть вопросы, на которые они не могут дать ответ. Или не хотят. Но я не из тех женщин, что сдаются после первого отказа. Или даже после полной смены темы, свойственной Элоуин.

– Кто такой Николас Фрост и почему он предатель?

Они обмениваются взглядами. Джорджия выглядит задумчивой.

– Мы обе знаем, что она попробует найти ответы в другом месте, – говорит она Элоуин. – А парни слишком щепетильны в вопросах, касающихся Фроста, хотя мы даже не знаем, предатель он или нет.

Джорджия поджимает губы.

– На хороших делах бессмертие не заработаешь.

– Значит… – я прочищаю горло, – он все же бессмертный? Бессмертный предатель, который живет в разрушающемся особняке на вершине холма, что взирает на город, и плевать ему на все?

Судя по лицу Элоуин, я угадала.

– Николас Фрост – колдун, – вздыхает Джорджия. – Очень, очень древний. Он Наставник. Как твои родители.

– Учитель, – припоминаю я значение этого слова.

– Вроде того, но в более широком смысле. – Джорджия откидывается на спинку стула. – В традиционном ковене Наставник собирает все знания и выясняет, как можно их применить – например, как правильно творить заклинания или создать новые виды магии. Также Наставник обучает последователей ковена, если таковые имеются.

И в тот момент, как она это сказала, я поняла, кто сейчас является наставником в ковене Джойвудов.

– Гил Рэд, – озвучиваю я свои предположения. – Этот напыщенный болтун.

– Он самый, – кивает Элоуин.

– Хотя, если честно, он отличный электрик. – Он сам позаботился об освещении на фестивале «Багряник». И почти не читал мне нотации по этому поводу.

– Николас Фрост – не просто Наставник, – продолжает Джорджия. – Он тот самый Наставник. И если забыть про истерику насчет его бессмертия, то можно сказать, что он ответственен за создание и внедрение не только системы ковенов, какими мы их знаем сейчас…

– Ответственен? – с сомнением уточняет Элоуин. – Или он соучастник?

Джорджия игнорирует слова Элоуин.

– …но и за создание самых любимых ведьмами ритуалов. Как, например, «Пубертатум».

– Это тот тест, который я провалила, – вздыхаю я. – Надо бы проверить, работает ли он. Ведь я оказалась могущественной ведьмой.

Я стараюсь не выглядеть самодовольной, но у меня не получается.

Книги Джорджии листают себя сами, и она закрывает их, легко поводя пальцами в воздухе.

– Фрост стал частью истории. Никто его давно не видел.

– Только его нелепого ворона. И дома, конечно. – Элоуин выглядит огорченной. – Он становится страшнее год от года, и никакой магией невозможно снять чары, наведенные на