И Алмамбет открыл киргизам предсказание древней китайской книги. Вещие слова звонко упали с его губ в души богатырей, и души охватил трепет.

«Манас будет убит в Железной Столице. Так вот почему Алмамбет не хотел похода против полчищ Конурбая! Он знал, что погибельным будет этот поход для Манаса! Воистину велико благородство Алмамбета!»

Так подумал каждый богатырь, так подумал и Манас, так подумал и упрямый Чубак. Он подошел к Алмамбету пристыженный, упал на колени и сказал:

— Прости меня, Алмамбет! Я поступил, как драчливый пес, лишенный разума. Если подумать, то слова, которыми я тебя оскорбил, — большой срам для меня самого. Вот моя душа, Алмамбет: сделай ее своей жертвой! Вот моя голова: сними ее, глупую, с моих плеч!

Алмамбет взглянул в глаза богатырей и увидел в них любовь, взглянул в глаза Чубака и увидел в них раскаяние. Он поднял Чубака с земли и сказал ему:

— Душа твоя лучше и чище твоих слов. Я прощаю тебя, мой Чубак. Будем братьями. Будем двумя мечами с одной рукоятью. Имя этой рукояти — Манас.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Великий поход

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Со мной ли ты, мой народ,

Что слаб и рассеян был?

Со мной ли ты, мой народ,

Что в битвах взлелеян был?

Мужайся, чтоб наш поход

Победой овеян был!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Предсказание древней китайской книги быстро стало известно киргизам.

Сердце народа стеснилось предчувствием горя. Правда, многие джигиты говорили:

— Мы хотели бы погибнуть в цветущие наши годы, лишь бы стать на шесть месяцев ханами в Железной Столице, в этом городе из городов, в этом вместилище силы и власти!

Но мудрые старики качали седыми головами, слушая речи молодежи.

— Если Манас умрет, — говорили старики, — иссякнет сила киргизов, разбредутся племена, брат пойдет на брата, начнутся междоусобицы, ханы будут бороться друг с другом из-за власти, а народ киргизов, эта горсточка на ладони земли, станет дичью ханских охот. Но хотя и страшна битва с полчищами сорока ханов из дома Чингиза, еще страшнее промедление и бездействие, ибо несметная рать Конурбая скоро нагрянет на землю наших отцов. Трудно развязать этот узел. Пусть его развяжет сам Манас!

Киргизский лев уже несколько дней не показывался войску. Душа его была поглощена думой, тайной и высокой, и кто узнает, что пережил этот богатырь, какие терзания разрывали на части эту великую душу, которая была шире вселенной или, по крайней мере, ей равна! Но день кончается ночью, а дума — решением.

Манас приказал наконец созвать богатырей и обратился к ним с такой речью:

— Дети мои, если подумать, выбора у нас нет. Конурбай готовится разгромить наше войско и снова сделать нас рабами. Не знаю, удастся ли нам победить его здесь, на земле наших отцов. Но если даже удастся, дом Чингиза не успокоится, опять придет к нам с войной. Надо нам разгромить Конурбая на земле Железной Столицы, чтобы все недруги увидели, какова мощь киргизов, и больше не мечтали о наших землях, людях и конях. Вы боитесь за меня, вы боитесь моей смерти, предсказанной в древней китайской книге. Не бойтесь, дети мои! День кончается ночью, а жизнь — смертью! Но после ночи опять наступает день, после смерти опять расцветает жизнь. Пусть я умру — никогда не умрет имя киргиза. Да и каков был бы я, если б меня испугало глупое предсказание, если бы я, жадный к жизни, пренебрег делом народа! А еще вам скажу, дети мои: разве мы не должны помочь благородному Алмамбету, приемному сыну дома киргизов, не должны помочь ему отомстить Конурбаю за страшные обиды? Вот мое решение: объявляю великий поход на дом Чингиза.

Так говорил Манас голосом грома и разума, и слушавшие пришли в удивление и восторг. Воины, приложив сначала правую руку к сердцу, а потом подняв ее к небу, воскликнули, как один человек:

— Да славится имя Манаса Великодушного! Да не будет среди нас трусов и предателей! Да закончится победой великий поход!

Богатыри замолкли, но отзвук их голосов долго еще звенел в ясном воздухе горного утра и, улетая от места сбора, улегся далеко за холмами. Тогда раздалась речь Манаса:

— Здесь ли вы, те, что гнали со мной великана Джолоя? Сюда, ровесники мои, сорок богатырей! Здесь ли вы, те, что пошли со мной в первый мой поход на Железного Стрелка? Сюда, тысяча барсов! Здесь ли вы, те, что завоевали со мной землю предков? Сюда, сто двадцать тысяч смельчаков! Здесь ли вы, те, что пойдут в поход на Конурбая? Сюда, триста тысяч воинов, жаждущих славы! Здесь ли ты, хан войска, благородный богатырь Алмамбет? Объяви проверку наших дружин!

Лицо Алмамбета было смутно. Всю ночь провел он в беседе с киргизом, бежавшим из чужеземной неволи, и сообщил ему собеседник дурные вести. Конурбай захватил в Китае всю власть, он стал истинным ханом ханов, а дряхлый Эсен выпустил из рук поводья власти. Конурбай, готовя и снаряжая войско в поход на киргизов, обложил китайцев неслыханными поборами — забыли китайцы вкус риса и запах мяса. Таковы были вести, но самой тяжкой из них была та, что свадьбу Бурулчи решено справить после возвращения ее жениха, Конурбая, из похода на киргизов.

Алмамбет был погружен в горькие думы, но внезапный зов Манаса развеял их. Алмамбет объявил проверку войска, но лицо его оставалось сумрачным, и воины трепетали, страшась наказания. Они помнили слово хана войска, сказанное однажды и навеки: начальник, который недосчитается хотя бы одного бойца, будет, невзирая на сан, предан смерти.

Началась проверка. Десятский созывал свой десяток, сотский — свою сотню, тысяцкий — свою тысячу, и все они показывались глазам Алмамбета, и Алмамбет пересчитывал воинов, сверяя свой счет со списком. Так проскакало перед ним триста тысяч воинов без одного десятка, и все воины оказались налицо. Алмамбет обрадовался, смута сошла с его чела, и стал он проверять последний десяток — десяток своего друга Урбю Безродного. Наконец показался Урбю во главе девяти всадников. Алмамбет пришел в бешенство. Он спросил:

— Где же твой десятый воин, мой Урбю? Дай отчет о нем!

Урбю спокойно отвечал:

— Ты поручил мне обучать девятерых, с