мой Манас! Китай, с которым ты хочешь воевать, — могущественная держава. Народ его бесстрашен, сердце китайца — сердце льва. Труден будет твой поход, но ты победишь не тогда, когда разгромишь рать Конурбая, а тогда, когда откажешься от престола Железной Столицы. Помни, Манас, муж мой: сила вьюги живет в стуже, сила ветра живет в порыве, сила скота живет в приплоде, сила жены живет в муже, сила отца живет в сыне, а сила вождя живет в народе! Поэтому пусть единственным твоим благом будет благо народа, а все прочие блага — золото Чингизова престола, великолепие Чингизова дворца, власть хана ханов — да будут тобой презрены!

Так говорила Каныкей, и Манас снова, как в первый день встречи с ней, поразился ее уму и прозорливости. Когда воины стали прощаться со своими женами, Каныкей отозвала Манаса в сторону и призналась ему:

— Возможно, что ветвь оденется листвой. Возможно, что во мне живет ребенок. Если родится сын, как назвать его?

Манас, осчастливленный этой вестью, сказал:

— Назови моего сына Семетеем. Это имя предсказано в древней книге.

Тут Каныкей заметила, что все воины разговаривают с женами, один лишь Алмамбет стоит в одиночестве. Ей стало жаль его, и она молвила:

— Брат мой Алмамбет! Не выбрать ли ван перед походом жену из киргизских красавиц?

— Нет, госпожа, — сказал Алмамбет, — я уже выбрал себе жену из китайских красавиц, и никто не заменит мне моей Бурулчи. Прощайте, госпожа моя, ждите нас через шесть месяцев в Таласе.

Так простились богатыри с милыми женами и поскакали к войску.

Увидев Манаса, Бакай приказал поднять знамя. Войско двинулось в поход. Впереди скакал знаменосец, за ним — Бакай, за ним — Манас, Алмамбет и сорок львов, а за ними — тридцать тюменей смельчаков: секирщики, сабельщики, лучники, меченосцы, копьеносцы, пушкари, а по бокам — барабанщики, трубачи и певцы. А вдали, на холмах, стояли женщины, старики и дети, глядели на воинов из-под ладони, чтобы не мешало солнце, и думали:

«Вернется ли брат к сестре, муж — к жене, отец — к ребенку, сын — к матери?>

Плачьте, женщины, ибо ваша сила в слезе! Но сила мужчины — в воинской чести, а сила чести — в родной земле.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Третья часть

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Разведка

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀

⠀

В травах светлых долин я пройду,

Мимо горных вершин я пройду.

Мимо вражьих дружин я пройду!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Враги не встретили киргизскую рать, когда она после месячного пути вступила в пределы Китая. Киргизы шли без остановок. Кони качались от усталости. Всадники были до того обессилены, что привязывали друг друга к седлам, чтобы не упасть. Видения бесконечной пустыни, знойные марева одурманивали воинов. Они слышали, что есть в Китае, помимо сорока человеческих ханств, державы медведей, лисиц, архаров, змей, барсуков, и казалось им, что подданные этих звериных царств, невидимые, сопровождают их в пути с какой-то коварной целью, еще непонятной. Людей на дорогах не было, но всюду был рассыпан пепел от костров и трубок, всюду валялись стрелы от луков. Из-за каменистых засад мерещились им глаза тигров с разумным, человеческим взглядом. Драконы, чудилось, притягивали их к себе в пасть протяжным, леденящим душу дыханием.

Тревога охватила киргизское войско. Начался ропот. Даже испытанные в битвах воины говорили:

— Тридцать дней и ночей мучаемся мы, не зная сна, не ведая отдыха, а все еще находимся на краю Китая. Где же пресловутые дворцы и многоярусные дома, и улицы, кишащие людьми, и сады, и храмы? Одну пустыню мы видим, одну пустыню, где никогда не спадает жара, где высохли реки, где кони тонут и задыхаются в песке, где камни в дырах, как черепа, где, кроме отзвука собственных наших голосов, не слыхать человеческой речи!

Ропот, как волна, добежал до слуха Манаса. Он спросил Алмамбета:

— Где люди сорока ханств? Где города сорока ханств?

Алмамбет с горечью усмехнулся:

— Говорил же я вам всем: не таков китайский народ, чтобы его было легко победить. Говорил, хотя вы не верили мне: китайская держава не такова, чтобы ее легко было завоевать. Настоящая китайская страна, обитель богатства и чудес, откроется нам после трехмесячного пути, а до тех пор мы будем идти окраинными владениями, непроходимыми горами, знойными пустынями, где нет ни городов, ни улиц, кишащих людьми, только сторожевые крепости встанут на нашей дороге. Ты вопрошаешь, хан Манас: «Где войска сорока ханств?» Вот мой ответ: не знаю, где войска, а знаю, что их отсутствие — одна из хитростей коварного Конурбая!

— Я выслушал твой ответ, богатырь, — сказал Манас. — А какова будет твоя мудрость?

Алмамбет, подумав, сказал:

— Семидневный путь лежит до крепости великанши Канышай, охранительницы границ сорокаханной державы. Нужно послать искусных разведчиков, чтобы они пробрались в ее крепость и выведали, каковы намерения вражеских войск.

Мудрость Алмамбета ободрила главу похода Бакая, слышавшего этот разговор. И так как перед воинами внезапно открылась река, чей берег порос хотя и не очень обильной, но сочной травой, Бакай приказал:

— Здесь будет привал.

Приказ был встречен с восторгом. Измученные воины верхом на измученных конях бросались в реку, и вода освежала и коня и всадника. На третий день привала кони начали жиреть, а воины — скучать. Заметив это, Бакай приказал ударить в барабан. Сразу стих человеческий шум, а вслед за ним стихло ржание лошадей. Бакай кликнул клич:

— Настало для одного из нас время сесть на коня: настало время для разведки. Здесь все прославленные богатыри, все родовитые ханы и беки. Кто же отправится в разведку?

Трижды повторил Бакай свой клич, но охотников не нашлось. Важные господа робко жались друг к другу. Бог с ними, с важными господами, ибо так уже заведено: чем родовитей, тем трусливей! Но почему же не принял клич Бакая ни один из сорока богатырей? Страшил их Китай, страшила эта колдовская, непонятная держава, и только самый юный из сорока львов не убоялся, подошел к Бакаю и сказал:

— Я отправлюсь в разведку!

Этим юным богатырем был Сыргак, не раз восхищавший киргизов своей отвагой. Он и сейчас обрадовал