сможет вырваться из семейных объятий. Мы оба понимали, что наше совместное появление в лавке в любом случае может вызвать подозрения, поэтому он дал мне ключи и код от сигнализации. Из переулка я вышла к заднему входу, где возле огромной, напоминающей пасть грузовой платформы находилась обычная металлическая дверь, толстая и тяжелая. Я отперла ее и отключила сигнализацию. Затем тихо вошла в темный холл с большим зеркальным окном, в котором, если зажечь свет, я была бы видна, как единственная конфета в коробке. На потертом деревянном полу лежали по-пикассовски голубые тени от уличных фонарей. Холодильные витрины блестели в сумерках, голые и чистые. На весах не было ничего, кроме воздуха. В холле царила жутковатая тишина общественного пространства, лишенного посетителей.

Меня совсем не интересовал торговый зал, пусть его витрины и закрыты ставнями, но все равно они выходят на улицу, их хорошо видно из окон домов напротив. Нет, мне нужно внутреннее помещение, скрытое от чужих глаз, точно могила. Именно здесь сотрудники Марко, а когда-то и он сам, проделывают всю работу по превращению трупов в отборные куски мяса. Бойня, которую я посетила утром, была всего лишь увертюрой к спектаклю, который разыгрывали в этом закрытом от посторонних глаз зале. Я пошарила по стенам, нашла выключатели и, щелкнув ими, наполнила комнату галлюциногенным голубым светом.

В этом театре было всего два вида декораций. Четыре больших стола с раковинами и рядами остро отточенных ножей и сложная сеть рельсов на потолке — будто трамвайные пути в каком-то странном перевертыше. Только вместо вагончиков по ним ездят острые металлические крюки и вместо живых людей доставляют трупы животных к месту, где их аккуратно расчленят. Удивительно, но в зале совсем ничем не пахло. Точнее, слышался лишь тонкий медный привкус крови и едва уловимый аромат чистящих средств. Марко содержал свою лавочку в идеальной чистоте.

Соседний зал представлял собой гигантский холодильник, набитый мертвыми животными: огромными полутушами бычков, детскими телами ягнят и козлят, грудами цыплят в пластиковых пакетах. В обычной жизни обитатели этого зала составляли бы какофонию скотного двора, но здесь, в холоде этих цинковых стен, стояла тишина, даже мои шаги производили здесь шума не больше, чем падающие ватные шарики. Дверь в дальней части этого зала вела в камеру глубокой заморозки. Бессильные облачка пара от моего дыхания летали между трупами.

Для превращения мертвых животных в аппетитные куски мяса требуется много человеческого труда. Из одной мертвой коровы можно получить двадцать два различных куска говядины всех восьми сортов качества. И среди этой математики скрывается вся тяжелая работа, которая направлена на то, чтобы вы положили кусок мяса в свою тарелку. Конечно, здесь, в скрытом от посторонних глаз зале мясной лавки Марко, многое просто не делается. Хотя технологии очень помогают превращать невнятные куски мяса во что-то конкретное. По рельсам, проложенным в потолке, можно легко перемещать коровьи туши от холодильника к столу. Небольшие пилы, расставленные по углам, точно часовые, тоже делают свое дело. Если честно, я была впечатлена. Нет, я видела, как работают мясники, и раньше, но ни с одним из них я не была знакома несколько десятилетий подряд и не видела, как из романтического студента он превратился в настоящего промышленного магната. Скромная мясная лавка Марко, основа его империи, позволяла это увидеть во всей красе. Кольцевая композиция этой истории наконец замкнулась. Магазин стал не просто началом империи Марко, а оказался тем влажным секретом, который он от меня тщательно скрывал во времена нашей юности. Конечно, я не влюбленная идиотка. Я прекрасно понимала, что наши с Марко побеги и погони, хитрости и тайны, почти пожизненная азбука Морзе наших отношений, где точек и многоточий гораздо больше, чем тире, — именно это поддерживало в нас любовный интерес. И если бы мы были до конца, предельно искренни и открыты друг другу, а следовательно, абсолютно доступны, то наше желание уже давно умерло бы естественной смертью. Всегда хочется взять то, что невозможно. Мне — точно хочется. И Марко, подозреваю, тоже. Хотя бы иногда.

Я услышала скрежет ключа в замке и стук дорогих туфель. Марко оказался рядом со мной и обвился вокруг моего тела руками, бородой, плащом, точно скат обвивает косяк мелкой рыбешки.

— О, mia cara, la mia fiamma, la mia stella scarlatto, — пробормотал он мне прямо в шею. Моя дорогая, мое пламя, моя алая звездочка, — я есть… anelato… anelato. Как это сказать?

— Ты тосковал.

— Si. Да. Я тосковал. Так тосковал по тебе. — Он выдыхал эти итальянские слова вместе с поцелуями мне прямо в ложбинку между грудями. — Просто нет сил. Нет сил.

Это было даже немного неловко. Я обещала дать свободу Марко, если он придет ко мне, приползет ко мне на коленях, готовый к блуду. Но все эти дни он держал себя настолько профессионально, что казался почти настоящим императором. А если честно, просто идиотом. И то, что он обладал безраздельной властью в своей мясной империи, не делало меня автоматически его вассалом, хотя его отношение ко мне говорило как раз об обратном. И если он всегда так обращался с женщинами, тогда он не заслуживал даже дышать, не то что входить в мое тело. День за днем он расхаживал, высокомерно взирая на всех свысока и называя меня la piccola scrittrice, маленькой писательницей, перечеркивая десятилетия моего опыта, несколько вышедших книг и свободное владение итальянским. Именно это решило его судьбу. Марко сам решил ее. И его смерть — дело только его собственных рук.

Что же сейчас мне делать с этим раскаянием! Что мне делать с человеком, который пал у моих ног, прижал нос к моим кружевным трусикам и втягивает в себя аромат моей промежности! Не разрушит ли убийство обещание, которое я дала сама себе? Или все-таки то, как он вел себя до этого момента, и решило его судьбу окончательно? А если, подчиняясь собственным правилам и установкам, я должна убить Марко из уважения к нашей общей истории и эросу, то как мне расценивать то, что есть сейчас?

— Давай уйдем, — проговорил он прямо в мою промежность. — Lasciamo. Vieni. Andremo al vostro hotel. В любой отель, какой захочешь. В любой.

Его губы настойчиво двигались по моей вульве, дыхание становилось все жарче. Я почувствовала, что он и вправду тосковал. Его страстное желание было ощутимо сквозь шелк и кружева. Мое тело пронзило током, позвонки зазвенели, как ксилофон. Но отель, где я остановилась, очень уместно находился в Тоскане.

Я схватила Марко за остатки волос и заставила встать.