Шрифт:
Закладка:
— Я догнал вас для того, чтобы предложить сократить ваш путь, если вы, конечно, не возражаете.
* * *
— Я на этом не полечу! — сказал Лукась. — Как это вообще называется?
— Похоже на помесь воздушного змея с воздушным шаром, — сказал я, глядя на танцующую в воздухе огромную фигуру из лоскутов и планок, к хвосту которой была привязана не очень-то большая плетеная корзина.
— Да ладно, — сказал Акимыч, — в реальности я бы на такое не полез, но это же волшебный мир. Здесь и на таком летать можно… Наверное.
— Обычно этим змеем мы отправляем грязное белье на стирку в долину, — сказал Сен-До.
— Замечательно, — сказала Ева, — то есть, людей на нем вы не отправляете.
— Вы не понимаете. — вздохнул Сен-До. — Во время паломничества путь с горы не менее важен, чем путь в гору. Это важная часть духовного странствия. Поэтому паломники, разумеется, благоговейно идут по этой лестнице пешком. Монахи же дали обет не ступать за пределы храма. Поэтому до сих пор не было нужды в том, чтобы Тряпичный Дракон спускал или поднимал людей.
— Значит, до сих пор никто на этой конструкции не летал? — с подозрением спросил Лукась
Сен-До слегка смутился.
— Лет двадцать назад у нас был один мальчишка-послушник. Совершенно негодный мальчишка, сплошные неприятности от него были. Плохо, когда у мальчика нет ни смирения, ни воспитанности. Вот он как-то забрался в корзину с бельем и улетел в долину. Когда он вернулся, мы его, конечно, выпороли, но толку от этого никакого не было. Мальчишка оказался совершенно негоден для монашеской жизни. Так что пришлось его в конечном счете выгнать.
— И что с ним стало? — заинтересовался я.
— Насколько мне известно, он стал торговать рыбой или нашел себе какое-то иное, столь же недостойное занятие. Ну что, вы готовы отправиться с Тряпичным Драконом?
— А была не была! — сказала Ева, — Неписи у нас теперь тоже воскресающие, так что я — за полет. Голосуем?
Даже Лукась в конце концов поднял руку, хотя и несколько неуверенно. Вроде, и поднял, а, вроде, и просто почесаться захотел. Я же говорил, наш портье в глубине души, даже втайне от самого себя — авантюрист, каких поискать.
Глава 25
Тряпичный Дракон бился на канате, как рыба на удочке. Корзина под ним болталась совершенно не внушающим доверия образом, и воодушевление от собственного героизма начало покидать нас столь же стремительно, как вода вытекает сквозь очень дырявое ведерко.
— Мне жаль, — сказал Сен-До, — что мы не можем предложить вам гостеприимства. Равно мою душу печалит и то, что мы отправляем людей, принесших нам благо, столь неверным путем в столь поздний час. Однако присутствие этого духа изнуряет настоятеля. И даже заночуй вы на склоне, он не нашел бы покоя, слишком сильная связь возникла между ними сегодня.
— Слушайте, — сказал Акимыч, — а как мы Хохена-то в эту корзину запихнем?
— Да он сам за нами добежит, думаю, — сказал я.
— Вообще, — вмешалась Ева, — мы раньше так далеко от него не отрывались, кажется. Не хотелось бы проверять как он будет реагировать, отстав от нас на десятки километров. Не дай бог, квест зафейлится.
— И чего делать?
— Может, привязать его к этому канату? — предложил Акимыч. — А сколько этот змей способен унести? — спросил он Сен-До.
— В деревне моего детства на подобном змее отправляли буйволов — вспахивать горное поле. Двух буйволов Тряпичный Дракон унести способен.
— Сколько весят буйволы? — спросил Акимыч.
— Без понятия, — сказал я, — килограммов по пятьсот.
— А если это были очень маленькие буйволы? Вот, смотрите, нас пятеро, допустим, это пятьсот килограммов.
— Ты с ума сошел? — мрачно поинтересовалась Ева.
— Так я же с запасом беру! Плюс Хохен еще, который сам как буйвол.
— Скажите, уважаемый, — Акимыч обернулся к Сен-До, — а трех буйволов эта штука выдержит?
— Не дергайся ты так. — сказал я. — Если он не сможет нас поднять, значит, просто не оторвется от земли и все. Давай лучше Хохена ловить и связывать.
— Выглядит дико, — сказала Ева, оглядывая Хохена, обмотанного веревками под мышками и вокруг талии, так что получилось что-то вроде кошмарного шишковатого купальника. — Держаться-то хоть будет?
— Когда веревки такие толстые, узлы не очень надежные получаются, — сказал Акимыч, — поэтому мы их побольше навязали и вокруг всех шипов обмотали.
Сен-До сидел на камушке, подперев подбородок кулаком, и смотрел на нас, как мне показалось, с бесконечной печалью. Впрочем, в сумерках легко ошибиться.
— Что, вы готовы? — спросил он.
Монахи наверху стены уже натянули канат, пришвартовав корзину к каменной площадке, так что залезли мы в нее без особых сложностей. Огромное колесо с канатом заскрипело, и змей начал подниматься. Какое-то время мы следили, как веревка, которой был привязан Хохен, вытягивается за нами из колец на земле, подобно дрессированной змее, а потом корзину прилично тряхнуло. Хохен, крутясь на канате с растопыренными руками и ногами, смахивал на диковинный пропеллер.
— Вроде, не падает, — сказала Ева, — Гус, прижмись к другой стенке корзины, нужно ее уравновесить.
Тряпичный Змей над нами напоминал страшно ободранное эпилептическое привидение. Размахивая тысячами разноцветных лоскутков, он двигался по небу рывками, таща за собой хвост каната. Уже через несколько минут смотреть вниз стало как-то совсем неприятно. Обманчиво успокоительный склон горы отодвинулся, и стало понятно, что мы болтаемся на невероятной высоте в чрезвычайно сомнительном летательном аппарате. Совсем струхнул я, когда натянутый от монастыря канат вдруг с гудением и рывком оторвался от Тряпичного Дракона и пролетел мимо, вниз.
— Все, конец, — успел пробормотать я.
— Да не, нормально, — сказал Акимыч, успокаивающе похлопывая меня по руке. — Ты же не думал, что эта веревка нас весь полет будет держать, таких длинных и не бывает, наверное. Вывели нас в какой-то воздушный коридор, поток, как это там называется, а дальше сами летим. Ты лучше, как все прочие, на дно корзины сядь, меньше зеленеть будешь. Я, понимаешь, тоже к высоте-то нормально, но, конечно, в реале эта штука навернулась бы сразу, хорошо, что у нас тут мир магический.
Сидеть на дне корзины, глядя на лица друзей, действительно, оказалось малость поспокойнее.
— Вот всегда я птиц не понимал, — вдруг сказал Лукась, — зачем они вообще летают, кому от этого лучше?
— Для птиц воздух — все равно, что вода для рыб, — сказал Гус. — Мы же, когда плаваем, упасть на дно не боимся.
— Не надо говорить за всех, — наставительно сообщил Лукась. — лично я этого вашего плавания тоже стараюсь избегать.
Тут корзина начала как-то совсем весело танцевать, и вместо приятной дискуссии мы все предпочли вжаться лицом в колени, вцепившись друг в друга и в плетеные стенки. Болтанка пошла чудовищная. Я лишь один раз решился открыть глаза и тут же зажмурился — клянусь, в этот момент мы летели кверху дном! Ну, почти.
— Долго еще это будет продолжаться? — простонал Лукась.
— Знаешь, — отозвался Акимыч, — чем дольше — тем лучше, поверь, ты первый не обрадуешься, если мы вдруг приземлимся ОЧЕНЬ быстро.
Опять наступило молчание, и в тишине я явственно услышал, как нехорошо поскрипывают, даже постанывают толстые кожаные кольца, которыми корзина была соединена с Тряпичным Драконом. Казалось бы, я тут умираю с такой регулярностью, что давно можно было бы избавиться от любых страхов в принципе, но нет, психика — странная вещь. Я вспомнил полет с неба после приключений на Киже Славном — вот там почему-то совсем страшно не было, возможно потому, что полет был совсем уж магический. А тут все почти реалистично, потому и нервно. Но все-таки в порядке борьбы со страхом я кое-как поднялся на ноги и, вцепившись в край корзины, осторожно выглянул вниз. Сумерки сменялись темнотой, однако еще были видны и темная масса леса, похожего с высоты на гигантскую головку брокколи, и болтающаяся под корзиной слегка поблескивающая четырехугольная растопырка. Вот кому уж стоило посочувствовать, так это Хохену, оставайся у него какие-нибудь нервы или человеческие чувства — он наверняка не был бы в восторге от происходящего.
— Ну, как там? Приземляемся? — спросил Акимыч.
— Да не очень понятно, вроде, ровно летим.
— Быстро?
Я прикинул скорость, с которой соцветия брокколи скользили под нами.
— Похоже да, очень быстро.
— Тем лучше. Чем дальше улетим, тем меньше потом идти. А гора далеко?
— Посмотри сам, — сказал я, —
