— У инженеров еще взрывчатки прикольные есть, — кивнул Акимыч. — Предлагаю, в общем, просто не задумываться обо всем этом.

— Привычка просто не задумываться, — холодно ответила Ева, — нередко приводит к печальным последствиям. Задумываться, безусловно, надо. Например, почему этот идущий впереди «отряд» не оставляет после себя вообще никаких следов? Ни кострищ, ни хотя бы тех же банановых шкурок.

— Да, — сказал Лукась. — Наш, к примеру, путь по этим шкуркам не отследить невозможно, очень уж обильно уснащали. Хотя, конечно, некоторое разнообразие в рационе нам совершенно не помешало бы.

* * *

А потом мы наткнулись на засаду разбойников. Их было семнадцать человек, мы по головам посчитали. Головы были оторваны и красиво лежали рядком на дороге. Все остальное не так красиво свисало с деревьев и торчало из кустов. У одного из разбойников был при себе щит, сделанный, похоже, из белой кости: толстая деревянная доска, обшитая большими костяными белоснежными пластинами. И на этом щите мы и увидели кровавый отпечаток. То есть, часть отпечатка, целиком он на щит не помещался.

— Тигр, — сказала Ева, поднимаясь с колена. — Все это, — и она оглядела место бойни, — сделал огромный тигр. И я, кажется, даже знаю, какой.

И словно в ответ на ее слова откуда-то далеко-далеко из-за деревьев донесся уже знакомый рев.

Глава 23

На путь паломников мы вышли совершенно неожиданно. Только что вокруг была безлюдная каменно-травянистая глушь, мир, где были только мы и бесконечная громада горы над нами, а через несколько шагов, за поворотом у огромного, с пятиэтажный дом, булыжника нас поджидали жизнь, суета и довольно много людей. Шум, который я подсознательно держал за гудение ветра и плеск неведомого дальнего водопада, оказался голосами сотен, наверное, людей, голосами, правда, почтительно приглушенными в связи с близостью священных мест. Ручеек паломников тек по широкой, хорошо утоптанной тропе. Крестьяне в коротких штанах вели под уздцы мулов, дамы в конусообразных дорожных шляпах с вуалями медленно брели, поддерживаемые под локти служанками. Кое-кто расположился на обочине передохнуть и вкусить постной пищи, расставив коробки с нею между камней и трав. Судя по всему, монастырь Зеленого Тигра пользовался большой популярностью. Смиренный вид и старательно лелеемые духовные размышления паломников, впрочем, были слегка скомканы появлением Хохена, вызвавшим небольшой ажиотаж. Детей тут почти не было, но с их ролью достойно справились и некоторые взрослые, вскрикивающие при виде рыцаря, показывающие на него пальцем и дергающие своих спутников за одежду.

К сожалению, почти такой же интерес вызвал и голоногий Лукась в евином мини-платье, на него тоже шеи сворачивали.

— Это же смешно, — отчитывала Ева Лукася, — что за деревенские ужимки? Смотрят — и пусть смотрят, тебе-то что?! От взглядов не сотрешься! Гордо подними голову и иди куда тебе надо. Ну, нет у нас больше тряпок, чтобы тебя замотать! Вот банная мочалка есть, но даже полотенца куда-то делись… А свой парадный костюм я тебе не дам, он еще пригодится, думаю.

— У кого-нибудь какие-нибудь деньги еще остались? — спросил Акимыч.

— У меня есть два золотых, — сказал я, взвесив денежный мешочек.

— Давай сюда!

Акимыч принял у меня монеты, встал посреди дороги и во всю глотку завопил: «Штаны! Купим любые штаны! Купим любые крепкие штаны за два золотых! Продайте штаны, люди добрые! Пострадали по пути к святому месту, лишились гардероба, продайте штанов!».

Паломники шарахались, огибая его по большой дуге, но в конце концов торговое предложение нашло своего клиента — сухонький старичок, повозившись в котомке, протянул Акимычу тряпку в сине-белую полоску.

— Да все понятно. Вот этот край заводим сюда, тут пристегиваем, тут перехватываем…

— Тогда получается три штанины.

— Да нет, это и не штанина вовсе, это так, для красоты висит.

— Не понимаю, как они это носят и зачем. Вы вообще уверены, что это штаны?

— Определяются как «штаны-хакама», плюс один сопротивления к холоду.

— И минус двадцать к моему терпению. — сказала Ева, поднимаясь. — Все, сами надевайте на него эти штаны, я сдаюсь!

— Ну, а что, нормально, — еще через десять минут сказал Акимыч, отходя в сторону, и, склонив голову набок, любуясь делом наших рук. — Тоже на юбку, конечно, похоже, но вполне терпимо. Люк, ты запомнил, как это развязывается? Да ладно, разберешься. Платье ты, наверное, в них зря все-таки заправил.

— Предлагаю двигаться. — сказала Ева. — С этими вашими штанами мы и так уже стали местной достопримечательностью. Не знаю, сколько нам по этой горе тащиться, но настоятельно рекомендую приступить к этому занятию немедленно.

Дорога поднималась все выше.

— Непонятно, — сказал Акимыч, — почему все идут только туда, а обратно никого? Как-то это подозрительно.

— Думаю, — сказал я, — если бы в монастыре всех паломников съедали бы или скидывали со скалы, информация об этом давно бы стала достоянием общественности.

Загадка разрешилась еще через час подъема. Дорога привела на просторную площадку, от которой вверх тянулись каменные ступени. Такие же ступени были проложены и дальше, второй ниткой, они шли, минуя площадку и ведя, кажется, до самого подножья горы — по той стороне и спускались паломники. Путь же к лестнице, ведущей вверх, был перегорожен монахами с боевыми посохами, стоящими вокруг чего-то вроде заставы — за каменным валуном, как за офисным столом, сидели неписи в монашеских же одеяниях и придирчиво допрашивали паломников, быстро заполняя кистью листы бумаги. Получившего такой лист пропускали наверх. Простояв в очереди не меньше часа, мы группой подошли к валуну.

— Этого совершенно недостаточно, — сказал монах, глядя на жалкую кучку денег, которую Ева раздраженно высыпала перед ним. — По вашему учащенному пульсу и ускоренному дыханию видно, что вопрос, который влечет вас в храм, стоит гораздо больше.

— И сколько требуется заплатить за ответ на наш вопрос?

— О, нет! — сказал монах, — этого я знать никак не могу. Здесь вы оставляете пожертвование лишь за право задать свой вопрос. А вот получите вы ответ на него или нет — кому это ведомо? И плату за этот ответ с вас будут брать совсем иную.

— Не поняла… то есть, сейчас мы вывернем карманы только для того, чтобы нас внутрь пустили⁈

— И тетка, которая была перед нами, — высунулся Акимыч, — вообще пять серебра заплатила, я видел. А здесь целых тридцать золотых!

— Ничтожный вопрос, которым та женщина собиралась донимать небо, не стоил ничего. Она оплатила лишь стоимость бумаги для пропуска.

— Однако, у вас и цены на бумагу… Ну, хорошо, что мы должны вам дать, чтобы нас пустили в ваш прекрасный щедрый монастырь?

— Это подношение, — сказал монах, указывая кистью на монеты, — нужно увеличить не менее, чем в десять раз.

— У нас нет при себе такого количества наличных!

— Может, возьмете бананами? — спросил Акимыч.

— Раз вы не можете оплатить вход, вы можете его отработать, — сказал монах.

— Отлично, — сказала Ева, сгребая медь, серебро и золото с валуна, — мы готовы отработать. Что нужно делать?

Монах кивнул в сторону сложенной из нескрепленных булыжников невысокой постройки.

— Зайдите внутрь и скажите, что вы пришли исполнить трудовую повинность.

* * *

Я попытался встать на ноги и, разумеется, у меня ничего не получилось. Потому что этих ног у меня теперь было четыре. Четыре бесконечно длинные мосластые коричневые ноги, каждая из которых кончалась аккуратным круглым копытом.

Спокойствие! — говорил я себе, — Только без паники! Все нормально. Игровой, квестовый момент. Персонажей, которые не могут оплатить проход на гору, заводят внутрь этого стойла, которое внутри в сто раз больше чем снаружи, разводят за перегородки и скармливают им по вонючей зеленой пилюле. После чего эти персонажи приходят в себя, лежа лицом, мордой то есть, в кормушке с сеном, которое, кстати, пахнет очень и очень аппетитно…

Я инстинктивно чмокнул губами и выставил вперед зубы, чтобы ухватить пучок сена, но тут же запретил себе следовать инстинктам. Есть я ничего точно не буду. И пить. Например, потому, что я совершенно не в курсе — умеют ли мулы контролировать свои естественные позывы, и существуют ли здесь туалеты для мулов, и как этими туалетами пользоваться. Услышав скрежет, я повернул невероятно длинную мощную шею, пытаясь