Шрифт:
Закладка:
— Я вижу собственные ноги и уже этому очень рад, — сказал я.
— Если мы сейчас пойдем по этой дороге, — сказала Ева, зачем-то глядя на часы, — то по всем расчетам должны выпереться прямо в центр осадного лагеря.
— Мы можем пройти по ней совсем немножко, — просительно начал Акимыч, — а как увидим какой лагерь — так тут же нырк в кусты — и ищи-свищи.
— А еще раньше мы можем наткнуться на патруль, — сказала Ева, — тут по лесу километра три осталось до полей. Впрочем, все лучше чем в темноте шарахаться. Только идти будем тихо-тихо, как мыши!
Мы хором замолчали, показывая свое умение быть, как мыши, и в наступившей тишине раздалось явственное поскрипывание и мерный топот.
* * *
— Ну, не знаю, — сказала Ева, — как-то это подозрительно. Лошадь с телегой, посреди леса, ночью, без хозяина, во время войны…
— Вообще нормально, — ответил я, — война — время тотальной бесхозяйственности. Хозяина убили, лошадь сбежала.
— В любом случае неправильно будет оставлять ее здесь, — сказал Акимыч. — Давайте тихонечко в нее залезем и осторожненько так поедем по своим делам. Евик, ты же сможешь этой повозкой управлять?
— Я -то смогу, но идея торжественного въезда в неприятельский лагерь на телеге мне не кажется разумной.
— Может, нас примут за крестьян, везущих продовольствие бравым солдатам? — предположил Акимыч.
— А вместо продовольствия мы им тебя выдадим. — фыркнула Ева, — Ладно, ничего страшного, если мы чуть-чуть проедемся. А то вон Лукась у нас в носках… Вы на всякий случай смотрите по сторонам, — вдруг мелькнет какая боковая дорога. Так-то с транспортом тут, конечно, куда веселее.
Мы залезли в телегу, Ева взялась за поводья, и наш экипаж мягко и неспешно покатил навстречу неизвестно чему.
— Класс! — сказал Акимыч, растягиваясь рядом со мной, — Звезды так красиво движутся!
— Тебе же сказали по сторонам за дорогой следить, — сказал я, вглядываясь в темноту по обочинам.
— Да все и без меня следят, — беззаботно ответил Акимыч, — а я вам доверяю.
— Ты лучше не доверяй, — сказала Ева, — а возьми на себя контроль за задней частью.
— Это в каком смысле?
— Назад смотри. Если вдруг увидишь бегущего за нами с топором хозяина телеги, будь ласка, предупреди нас заранее.
Предупреждать никого не пришлось. Один из черных кустов у дороги затрясся и издал низкое утробное рычание, переросшее в яростный рев. На дорогу, прямо позади нас, выскользнула здоровенная белая туша.
— Гони! — заорал Акимыч в морду исполинскому белому тигру.
Лошадь встрепенулась, завопила совершенно не по-лошадиному, а телегу затрясло так, словно ее тянул десяток гоночных верблюдов, а не одна скромная перепуганная кобыла. Я пытался удержать во рту зубы, которые, судя по всему, старались выбить друг друга и сбежать. Рядом, ритмично матерясь, высоко подпрыгивала Ева, телега стонала, как корабль во время шторма, и уже мчалась то на левых колесах, то на правых. Меня подбросило так, что я почти что сделал в воздухе сальто и приземлился обратно задом наперед, я пытался вцепляться в борта, в Еву, в самого себя, понимая, что каждый рывок может быть последним перед вылетом в ночной лес. Гус, растопырив длиннющие лапы, ухватился за борта повозки, то ли пытаясь удержаться в ней, то ли защищая ее от разваливания. Лукась мертвой хваткой впиявился в Гуса и не то молился, не то угрожал богам судебными исками. Тигр несся за нами гигантскими легкими скачками и, кажется, веселился. Его шерсть сияла в полумраке, его страшная пасть застыла оскаленной улыбкой. А еще он, похоже, ужасно косил, но, может быть, это мне привиделось.
К моменту, когда мы влетели в палатки военного лагеря, лично мне уже было все равно. Когда я увидел вскинутую ко мне алебарду, меня просто на нее стошнило. Тигр рычал, лошадь орала, телегу трясло, люди кричали и разбегались из-под колес, гремя железом. Мы сшибали тела, бочки и шатры. Очередным рывком меня шмякнуло на дно телеги, я грохнулся затылком и увидел много добавочных звезд на бескрайнем бархате небосклона, который на секунду сменился огромной белой мордой изумленного слона, открывающего пустые каменные глаза. Гонка продолжалась, но теперь к ней добавились рев огня и пламенные струи, дугами потянувшиеся над темным полем. Очень хотелось потерять сознание, но как-то было не до того.
Не знаю, сколько прошло времени, не знаю, как все это кончилось, но в реальность меня вернули холод воды и гнилостная вонь. Изо всех сил заработав руками, я вполз на травяную кочку и растянулся на ней, не обращая внимания на то, что ноги по-прежнему болтаются в воде. Не сказал бы, что мне было плохо, это должно называться каким-то другим словом, которого я, видимо, не знаю. Несколько минут или часов, или веков я провел, утопая щекой во влажном мху и прислушиваясь к стонам, которые издавало мое тело. Но, наконец, разум сообщил, что он уже тут и хватит валять дурака, надобно собраться и, например, посмотреть, кто там жует нашу ногу.
Это была черепаха. Большая, с парадное блюдо размером, и очень настырная.
— А ну, прекрати!- строго сказал я ей и потряс ногой.- Вы вообще не хищники! Вроде бы.
Черепаха с явным сожалением разжала горбатый костяной клюв и с хлюпаньем погрузилась в болото.
Точно, я в болоте. Луны светят ярко, и всюду, куда проникает их голубоватый свет, я вижу лишь отблески водной глади, редкие островки, торчащие бревна и белесый туман, не торопящийся подниматься от воды. Никаких Пандаров, армий и лесов, полная смена декораций, как и ни следа моих спутников. Это как же меня так с телеги выкинуло, и сколько я летел???
Приняв решение выбираться на твердую почву, чтобы там уже, не спеша, решить, что мне делать и куда идти, я какое-то время прыгал с кочки на кочку, периодически оскальзываясь в воду, пока не сообразил, что могу таким образом забрести совсем уж в центр топи. Нужно дождаться когда рассветет, чтобы увидеть хотя бы край болота, а потом уж заниматься тут трясинной эквилибристикой. По всем законам логики я не должен был кардинально потеряться, сколько там лошадь могла пробежать, а я — пролететь? Я явно где-то в окрестностях Пандара, да и наши должны быть поблизости. Может, поорать и поаукать? Какое-то время я этим занимался, но потом болото откликнулось на мой очередной призыв таким неприятно близким ехидным уханьем, что я решил какое-то время помолчать. Хотелось бы развести костер, так как я опять был мокрым с ног до головы, но первое же выловленное бревно оказалось таким сырым и трухлявым, что просто рассыпалось в руках на рыхлые, пропитанные водой куски.
Так что я сидел, слегка трясся (сопротивление холоду от сырости помогает лишь условно), ничего не ел и не пил, так как в инвентаре из съестного осталось лишь несколько чакалов, которые я решил отложить до худших времен. Рыбалка тоже не задалась, после двух лягушек и одного плавунца я выловил на мясную наживку гигантскую, чуть не полметра пиявку, которая своим видом сразу отбила мне и аппетит, и желание продолжать удить. Может, тут в тине и скрываются какие-нибудь дорогостоящие болотные редкости, но еще раз снимать такую черную пакость с крючка не хотелось совершенно.
Остаток ночи я провел, сидя на кочке и пялясь на неспешное кружение зеленой ряски в лунном свете — устроить привал тут было решительно негде, все островки были не только маленькими, но еще и насквозь сырыми, даже и сидеть тут было не слишком уютно и очень мокро. Но, наверное, я все же слегка задремал, поэтому не заметил, ни как рассвело, ни как взошло солнце — очнулся лишь от резкого удара по спине, который опрокинул меня в воду, так что какое-то время я видел только зеленую муть и красную полоску своих жизней, замигавших на отчаянно низких показателях. Выскочив из воды, увидел прыгающего ко мне по кочкам игрока.
Амит Бха, воин-защитник, 123 уровень.
Черт, черт, черт! Это он по мне щитом, защитничек драный, видимо, запустил. Ну все, ну, приплыли, мне конец. Что за народ, обязательно надо по болоту скакать, чтобы зашибить мелкого игрока⁈ И так мне обидно стало, что я решил дорого продать свою жизнь. Сглаз, повешенный на Амита, никак не умерил его прыть, зато брошенная в его сторону куколка тряпичной пулей пронеслась по болоту и, судя
