Шрифт:
Закладка:
—…и посвящаю этот алтарь Злой Девке! — заорал я, прижимая окровавленную ладонь к тому самому камню, на котором стоял Хохен. Вообще у меня другой был в инвентаре, но автопилот навыка предпочел алтарное изображение прямо тут всадить. Не очень комфортно было ползать под ногами и под облачками всех этих богов-духов, но они, к счастью, не вмешивались.
* * *
О чем она думала, когда делала ставку? О том, что она не может проиграть по сути своей. Был жаркий день, даже дневной сон не освежал. Истома и скука… Ей показалась, что это шутка. Кто бы осмелился пригласить ее за игорный стол? Но в своем всемогуществе она забыла важное. Она забыла, что в конечном счете удача всегда так или иначе проиграет смерти.
Ее крик расколол вековой дуб по соседству, а Хараш лишь засмеялся. Да, смеяться он умеет, страшен его смех. Отдать своего любимца повелителю мрака она не могла, но не могла и отказаться от ставки. Черная рука поднялась и сорвала с ее шеи камень единственной жизни, которая была ей небезразлична.
Выкупа Хараш не принимал. Десятки хитроумных комбинаций, которые должны были привести к тому, что он сам предложит ей вернуть любимца — не привели ни к чему. Хараш упивался властью над ней. Он сделал из мальчика, который когда-то протянул персик богине, — слепое орудие своей дурной воли. Вскоре именем Хохена пугали детей во всех краях земли. Он не узнавал ее. Более того, он не мог увидеть ее, услышать ее призывов, извинений, клятв.
Что она сделала? Она забыла. Боги не любят страдать. У богов долгая память и огромный чулан, в котором эта память хранится, покрываясь пылью.
Увидев его снова, спустя столько эпох, она вновь почувствовала то, что давно забыла. Опознала своего любимца, когда принимала в дар новое святилище, поднесенное ей каким-то очередным дураком. Главное, что Хараш, оказывается, тоже потерял власть над ним: лисы какой-то своей звериной хитростью разрушили связь бога и его куклы. Это не любовь, мы не умеем любить. Это не долг, мы не признаем долгов. Но боги умеют хотеть. О, уж это они умеют!
И я требую, чтобы мне отдали — мое!
* * *
В этот раз Злая Девка не воспользовалась обликом торговки крабами. Ее нынешний облик был куда неприятнее. Даже не уверен, что этот фонтан лиц, охваченных яростью, ненавистью и гордостью можно было назвать обликом. Это был калейдоскоп кошмаров.
— У тебя нет власти на этих землях! — заревел Сакаяма, вздымая грабли.
— Это земли моего алтаря. Они посвящены мне, и пока что моя воля здесь всесильна!
И грабли просыпались обломками. Тигра отбросило так, что он слетел с горы. Шарф из рук Джанги был вырван и разорван на тысячи лоскутков. Бао Юй на облаке взлетел в небо, а по камням со звоном поскакали звенья его цепи.
— Ты тоже будешь воевать со мной? — спросила Злая Девка у Владыки Преисподней. — Я буду рада сразиться с тем, кто имеет такого брата.
— Он не брат мне, — тряхнул косицами бороды судья.
— Когда-то вы были не просто братьями. Гораздо ближе. Единым телом.
— Тогда и тебя носило над землей пустым песком. Ты не можешь идти против Закона.
— Закон для смертных ниже Закона богов. А Закон богов говорит, что он, — тут сотни рук богини протянулись к Хохену, — принадлежит мне! И я заявляю об этом, стоя на своей земле.
Судья повернулся ко мне.
— Что ты наделал, глупец! — вздохнул он, махнул рукавом, и сияющий сундук съежился до размеров крошечной шкатулочки и нырнул под шелк, расшитый соснами и журавлями.
Из-под ног судьи раздалось злобное многоголосое шипение.
— Мы еще встретимся, врагиня порядка, хозяйка хаоса. — сказал судья, и вот уже два столпа света устремляются в землю и в небо.
Хохена скрыла радужная пелена, из которой выступило еще не знакомое мне женское лицо — не молодое, не старое, не красивое, не уродливое — никакое, с пустыми глазами.
— Ты помнишь, что я не награждаю за службу?
— Эээ… ну, да…
Радужное сияние исчезло с негромким хлопком. Поляна была пуста.
«Удача +5»
Квест: «Возвращение души владыки Хохена» провален.
— А чего провален-то? — пробормотал я, оборачиваясь к ребятам, — мы же все вернули.
Ева глядела на меня, как то лицо из пелены. Только еще хуже.
— То, что ты сделал, это предательство! Отныне тебя для меня не существует.
И вышла из игры.
— Да, Ним, ты чего-то совсем не того наделал… — сказал Акимыч, глядя в сторону, туда, где еще гасли искорки от евиного логаута. И тоже застыл, исчезая из этой реальности.
Я сел на камень и вцепился двумя руками в волосы.
— Плохо дело, да? — спросил Гус.
— Да уж чего хорошего-то, — сварливо откликнулся Лукась. — Сир Нимис, ты мою клятву слышал? Так вот, ты не представляешь, как мне сейчас не хочется тебя поддерживать.
Подумав, Лукась вздохнул и добавил: «Но надо! Обещал, значит, обещал». — и сел рядом.
— Зачем ты все это учинил, а? — тоскливо спросил он, — Такой сундук был, такой сундук!
— А я знал, что так получится? Я думал это часть квеста! Богиня говорила, что так надо! Я думал, что поступаю правильно.
— Нельзя правильно поступать, если ты делаешь это втайне от своих близких, — наставительно сказал Лукась. — Никогда ничем хорошим такие тайны не заканчиваются. Если не можешь делать что-то открыто и честно, — не делай вовсе.
— Злая Девка запретила мне вообще об этом говорить кому-то, а я, между прочим, ее жрец. Официально!
— Дааа, дела… — поскреб шею Гус. — Ну, ничего, вернутся, простят.
— Не вернутся, — тихо сказал я, — и не простят.
— Ну, и ладно, — пожал плечами Гус. — Поедем сейчас домой от этой Таосани подальше, будем рыбку ловить. Зачем такие друзья, если они не прощают?
Мне было так паршиво, как никогда в жизни. Хотя нет, конечно, вру. Физическая боль, если постарается, всегда сильнее любой душевной. Но муторно и паршиво было так, что хотелось реветь. Никакой награды мне и даром было не нужно. А вот потеря Евы с Акимычем вдруг показалась таким ужасным несчастьем, что даже странно. Я ведь много кого за последний год терял, мог бы уже и привыкнуть.
— Доспехи нужно все-таки взять, — сказал Лукась, наклоняясь над панцирем. — Может, удастся их продать, чтобы на билет домой хватило.
Я вздохнул и потянулся за шлемом.
— Лукась, — сказал я через минуту. — Я левой рукой писать не могу. Вот тебе бумага, кисть и тушь. Справишься с письмом?
Правой рукой я вцепился в шлем так крепко, что костяшки пальцев побелели. Ни в какую его не отпущу — мало ли что.
«Уважаемый Шутка! Извините меня, пожалуйста, но это ОЧЕНЬ важно. Мне необходимо срочно, как можно быстрее связаться с одним из этих двух человек, чтобы они оба немедленно вошли в игру. Первого зовут Станислав Сергеевич Карасев, ему двадцать три года. Он учился в колледже на сварщика, работал продавцом в салоне связи и живет в каком-то областном центре в России. Еще у его отца дача в прошлом году сгорела. О втором человеке я знаю, что ее зовут Ева-Малгожата, ей около двадцати шести-двадцати семи, живет в Варшаве, лечилась в психоневрологической клинике, а несколько лет назад была главным редактором какого-то ресурса нейровидения, который входил в сотню лучших мировых и был несколько лет назад продан. Я понимаю, что моя просьба выглядит странно, но если я правильно понимаю возможности альянса 'Бастарды», то ваши аналитики смогут разыскать нужных людей за несколько минут. В течение часа они должны войти в игру. Пожалуйста!
Буду должен. Нимис Динкан.'
Мы запихали письмо в щель почтового ящика, и только когда оно со звяканьем ушло, я вдруг сообразил, что мог отправить письмо Шутке таким образом только при единственном условии. Если бы Шутка находился в Таосань.
— Что случилось-то? — спросил Лукась, оттирая тушь с пальцев.
— Пожалуйста, ни о чем меня сейчас не спрашивай. Считай, что я боюсь сглазить.
***
— Ты совсем охренел⁈
Ева ввалилась в игру, напоминая медузу Горгону и Круэллу де Виль в одном теле — очень злобном теле.
— Ты слил все мои данные каким-то мафиози,
