Шрифт:
Закладка:
Вот теперь он говорил с бесстрашием, присущим забадарам. Ямин предложил достойный компромисс, и я уважал его за это.
– Я не оставлю Сади, – сказала Несрин. – Я остаюсь.
Итак, Несрин и несколько забадаров остались со мной. В час зенита они выстроились в линию и начали в унисон качать головами и петь хвалы Лат в незнакомой мне, но яростной манере. Они молили о заступничестве неизвестного мне святого по имени Абан.
После я спросил Несрин о том, что меня удивило больше всего.
– Разве Источник не учит, что мужчинам и женщинам не следует молиться вместе?
Несрин пожала плечами.
– Ты видишь здесь хоть одного муфтия?
– Нет, и в Лискаре тоже не видел. Интересно, что еще происходит, когда Источника нет поблизости?
– Не надо выдумывать. Мы, забадары, так поступаем, потому что каждый человек, мужчина он или женщина, должен работать на благо племени, чтобы выжить. Мы не можем разделяться, как вы, городские.
– Кстати, о городе… Они не смогут долго держать ворота закрытыми. Когда увидят, что большая часть забадаров ушла, их откроют. Но дворцовые ворота – совсем другое дело.
Она села рядом, и косы упали ей на колени.
– Расскажи честно, что случилось с Сади.
И я рассказал.
– Значит, она хочет, чтобы мы ушли, – подвела итог Несрин. – Она согласилась остаться здесь.
– Многие шахи поступали так, когда боялись, что брат или сестра станут соперничать с ними за трон, – сажали их в золотую клетку, образно говоря. Сади согласилась лишь потому, что не хочет войны за престолонаследие вроде той, которую начал ее отец.
– Она не права?
– Позволь спросить кое-что… Кто был бы лучшим правителем, Эбра или ваша хатун? Кто мог бы вернуть Костани? Кто мог бы принести нам голову Михея Железного? Какой-то хитрый выскочка или всадница из рода завоевателей?
– Но она не хочет.
– Мне все равно, чего она хочет. Она должна вести нас, иначе Эбра будет сидеть здесь, собирать армии, укреплять позиции, заключать союзы и ничего не делать, лишь наслаждаться преимуществами своего статуса. Шах предупреждал меня, что Эбра трус и карьерист. С ним во главе нам не победить.
– Ты делаешь это не для нее. Ты делаешь это для себя. Чтобы отомстить.
Я рассмеялся и покачал головой.
– Ты молода. Она молода. А я – нет. Когда-то я жил в клетке, которую построил сам, только была она из горя, а не из золота. В ней я оцепенел изнутри и так жил, оцепеневший и мертвый, десять лет. А теперь посмотри на меня. Посмотри! – Несрин сочувственно взглянула на меня. – Может, Сади сейчас и согласна, но каково ей будет через месяц? Через год? Через десять лет? Ее место в степях, верхом на коне, и ветер должен трепать ей волосы. Что станет с таким человеком в клетке? Что останется от нее, от нее настоящей, через десять лет?
Несрин поерзала, кусая ногти.
– Так что будем делать?
– Источника поблизости нет… И кое для кого это важно. У меня есть идея, но нужно подождать, пока откроются ворота.
– Все эти разговоры об Источнике напоминают историю, которую как-то рассказала мне Сади. Когда она была маленькой, те, кто управлял гаремом, презирали ее мать, и поэтому Сади часто оказывалась отвергнутой и одинокой. Несмотря на это, один добрый мальчик все равно играл с ней. Они бегали по дворцу, притворяясь святыми воинами. – Несрин хихикнула, будто сама в этом участвовала, настолько они с Сади были близки. – Даже когда они выросли и Источник потребовал, чтобы девочек и мальчиков разделили, они тайком уходили и делали всякое. Но однажды тот мальчик исчез.
– Мальчишка-слуга завел интрижку с принцессой? Полагаю, Источник от него избавился.
Несрин покачала головой.
– Ты прав насчет Источника. Поэтому Сади их ненавидит. Но он не был слугой. Его казнили после войны между ее отцом и ее дядей… потому что он был сыном ее дяди. Поэтому Сади не хочет сопротивляться. Она боится причинить боль брату, как ее отец причинил боль своему.
Что Вайя сказал бы про такой рух? У Сади добрая душа, я был в этом уверен.
– Мы все боимся причинить боль тем, кого любим, – сказал я. – Но сколько еще людей пострадают от того, что Михей занимает Небесный престол? Здесь и сейчас мы дадим первый бой, чтобы вернуть его. Мы освободим нашу предводительницу, хочет она того или нет.
– Ты умеешь выбрать слова, Кева. Прости за грубости, которые наговорила раньше.
– Не стоит извиняться. Это все правда, до последнего слова.
Когда на следующий день открылись ворота, буря продолжала бушевать. Мы с Несрин отправились в самый большой дом наслаждений в городе. Как и другие здания, он выглядел большим куском красной глины, расплывающимся под дождем. Мы нашли вход в конце мрачного переулка. В отсутствие Источника я не сомневался, что внутри будет оживленно и многолюдно. И особенно много будет тех, кто имеет влияние во дворце.
Шум веселья перекрывал буйство ветра. За время мира Лискар разбогател, а богатые жаждали порока. Море людей внутри окружали разноцветные стены с фресками, изображающими извивающихся змей. Хриплый гул смеха и криков заглушал игру на уде в углу. На островках в людском море полураздетые девушки медленно покачивали бедрами в такт музыке. Темнокожая девушка из Кашана в украшенном сапфирами нижнем белье не сводила с меня глаз. Слева от нее жительница Шелковой империи с косами длиннее, чем у Несрин, сверкнула грудью, когда ей под ноги упала серебряная монетка. Была там и стройная девушка из Растергана, и еще одна, похожая на химьярскую лисицу, и…
Ухо обожгло болью, и я вскрикнул.
Несрин сильнее сжала пальцы. У нее что, стальные ногти?
– Мы пришли ради информации, – рявкнула она. – Можешь здесь хоть поселиться, если хочешь, но только после того как освободим Сади.
Я стряхнул ее руку.
– Я просто оценивал обстановку.
– Называй это как хочешь. А теперь за дело.
С чего начать? С верхнего этажа. Сановники не станут мешаться со всяким сбродом. Мы с Несрин пробрались через людское море к лестнице. В меня врезалась служанка и едва не облила вином. Крепкие мужчины слева играли в карты за низким столиком, а девушки сидели у них на коленях. Тощий человек в тюрбане пускал кольца дыма больше моей головы, пока безбородый юнец гладил его по щеке.
Наконец мы добрались до лестницы и поднялись наверх, но там нас остановил стражник в шлеме и с саблей.
Он что-то выкрикнул на языке, которого я не понимал.
