СССР. Однако в середине 60-х годов появились упоминания о майских планах Гитлера. «Возможно, — отмечал Б. Кольер в 1964 году, — что Гитлер сообщил своему окружению о намерениях напасть на Россию еще до падения Франции, но первая дата, которая является вполне очевидной, — 21 июля, когда он приказал генеральному штабу начать предварительную подготовку к русской кампании». Более определенно через год высказался А. Кларк — сотрудник английского Института стратегических исследований. Гитлер задумал нападение на СССР еще во время битвы за Францию, «когда увидел, что делают танки с французской армией» [40],- писал он в работе «Русско-германский конфликт, 1941–1945 гг.».

Однако большинство авторов явно не способно двигаться в этом направлении. Почему? Ответ не сложен. Делать это — значит признать важную сдерживающую роль Советского государства, его серьезное влияние на ход международных событий уже в первые месяцы второй мировой войны. Делать это — значит признать полную несостоятельность фальсификаторской версии о «союзе» между СССР и гитлеровской Германией в 1939–1940 годах, союзе, якобы направленном против западных держав, и особенно Англии.

План «Морской лев»: провал или блеф Гитлера?

Дискуссия, возникшая среди историков, публицистов и политических деятелей Англии в связи с гитлеровским планом вторжения на Британские острова — «Морской лев», так же как и борьба мнений вокруг «дюнкеркского чуда», привела к возникновению двух противоположных точек зрения, двух версий. Сторонники каждой из них как бы продолжают спор, начатый вокруг предыстории дюнкеркской эвакуации. Одни — полностью отрицают наличие каких-либо политических расчетов, которые Гитлер связывал с планом «Морской лев», игнорируют важную роль СССР, его влияние на ход международных событий; другие — вынуждены признать, что вторжение в Англию не состоялось главным образом потому, что мысли Гитлера начиная с конца мая 1940 года уже были заняты подготовкой «похода на Восток». Советское государство, угрожавшее тылу Германии, отмечают сторонники второй версии, сыграло важную роль в том, что план «Морской лев» не был осуществлен.

После разгрома Франции военно-политическое положение Англии было весьма трудным. Не хватало подготовленных войск и вооружения. Почти все тяжелое оружие было брошено при эвакуации из Франции. П. Флеминг сообщает, что в Англии имелось только 54 противотанковых орудия, причем устаревших образцов. Что касается танков, то из 500 только 72 средних и 33 тяжелых могли соперничать с немецкими. На 4 июня 1940 г. в строю находилось лишь 446 самолетов-истребителей. Не хватало даже стрелкового оружия. Для народного ополчения — «внутренней гвардии» — по всей стране собиралось стрелковое оружие. В Манчестере даже конфисковали музейные ружья времен сипайского восстания 1853–1857 годов, а в Норвиче — древние мушкеты [41].

Черчилль всеми средствами добивался поставок вооружения из Соединенных Штатов. Первую просьбу о помощи он направил Рузвельту еще 15 мая 1940 г. Через месяц, 15 июня, он в «отчаянной» телеграмме, как ее называет Ф. Гудхардт, подчеркивал, что помощь США, особенно эсминцами, является «делом жизни и смерти». А еще через девять дней в послании премьер-министру Канады Маккензи-Кингу Черчилль писал: «Я сам никогда не вступлю в какие-либо мирные переговоры с Гитлером, но я, конечно, не могу поручиться за будущее правительство, которое, если мы будем покинуты Соединенными Штатами и потерпим поражение в Англии, может очень легко стать подобием квислинговского и принять германское руководство и защиту. Я был бы рад, если вы изложите эту опасность президенту, как я уже сделал в своей телеграмме к нему…» [42].

Уже в июне 1940 года первые транспорты с американским оружием прибыли в порты Англии. В июле — августе, когда начались массовые поставки, положение начало заметно меняться к лучшему. Однако опасность не исчезла. Вот что об этом писал Черчилль. «Я, тем не менее, часто думал, — вспоминал он впоследствии об этих трудных для Англии месяцах, — что произошло бы, если бы 200 тыс. немецких штурмовых войск удалось высадиться на побережье». Ранней весной 1942 года, когда Советская Армия сдерживала главные силы фашистского вермахта, а опасность немецкого вторжения в Англию давно исчезла, английский премьер попытался дать ответ на этот вопрос. 23 апреля на закрытой сессии палаты общин он заявил: «…В 1940 году силы вторжения численностью около 150 тыс. отборных солдат могли произвести ужасные опустошения в наших рядах». Крайнюю серьезность положения в те дни признает и К. Эттли, ставший в мае 1940 года заместителем премьер-министра. На вопрос своего биографа Ф. Вильямса, могли ли англичане сбросить немецкие войска в море, если бы они высадились на островах, он ответил: «…Не знаю; у нас в это время было крайне мало необходимых материалов. Большинство снаряжения было потеряно в Дюнкерке, и мы были очень плохо экипированы» [43].

Гитлер и фашистская верхушка знали о трудном положении Англии. Были осведомлены они и о наличии капитулянтских тенденций среди части ее правящих кругов. Прежний опыт — опыт Мюнхена и «двойной политики» лета 1939 года и, наконец, «странной войны» — подсказывал им, что с Англией можно договориться, заключить выгодный мир, который развяжет руки против страны социализма. Как и в дни Дюнкерка, Гитлер считал, что разгром англичан и ликвидация Британской империи не в интересах рейха. «Такой исход, — заявил он на совещании командующих родами войск 13 июля 1940 г.,- не принесет каких-либо выгод Германии. Немецкая кровь была бы пролита за то, что было бы выгодно лишь Японии, Соединенным Штатам и другим».«…Гитлер был заинтересован в заключении соглашения с Англией, — писал Ч. Уилмот в книге «Борьба за Европу», книге, завоевавшей немалую популярность среди тех, кто стоит на позициях антикоммунизма и приветствует любую попытку ревизии и фальсификации истории военных лет, — которое дало бы ему свободу рук на Востоке и позволило избежать «войны на два фронта»… Игнорируя уроки истории, Гитлер надеялся на новый «Мюнхен» или, по крайней мере, на «Амьен»» [44]. В данном случае выражение «игнорируя уроки истории» звучит весьма странно — ведь Гитлер как раз учитывал английскую политику «умиротворения». Но в остальном Уилмот прав.

Сразу же после капитуляции Франции Гитлер начал новое «мирное наступление». Через папского нунция в Лондон были переданы условия мира, а 28 июня папа направил секретные послания Черчиллю, Гитлеру и Муссолини с предложением посредничества для заключения «справедливого и почетного мира». В начале июля, как отмечает П. Флеминг, Ватикан получил ответ из Лондона. Из него было видно, что Англия «расположена к переговорам». И они сразу же начались. Английский публицист Л. Томпсон приводит многочисленные данные о контактах между представителями Англии в Швейцарии и германскими агентами. В тайных переговорах, в частности, принимал участие английский посол Д. Келли. Одновременно в Лондоне шла борьба между Галифаксом, склонявшимся к прекращению войны