В итоге я повелся на их льстивые речи. Мне хотелось верить, что я не хуже брата. Хотелось доказать Аэрону, что я не лентяй и не халтурщик.

С моей помощью фирма перешла под контроль инвесторов. К сожалению, партнеры тут же вышвырнули Аэрона из компании, которую тот основал. – Эндрю покачал головой. – Никогда не забуду лицо брата, когда ему об этом сообщили. Мы все собрались за столом в конференц-зале, но было такое ощущение, что кроме нас двоих, его и меня, там больше никого нет. Во время заседания Аэрон, не веря своим ушам, не сводил с меня глаз.

Стервятники, как и обещали, подняли зарплату, но забыли сказать, что платит ее брат.

Аэрон был подавлен. Естественно. Я предал его. И будто этого было мало, на следующей неделе жена сообщила ему, что уходит к одному из инвесторов и хочет развода. Думаю, в тот момент он окончательно сломался. Потерял компанию, супругу. Обиднее всего, конечно же, оказалось мое предательство.

Но Аэрон не из слабаков. В течение месяца открыл новую фирму. Та же самая бизнес-модель, тот же план, но только он сам стал другим. Аэрон начал пить, причем сильно. Стал неосторожен. Потерял уверенность. Когда не удалось отбить первые инвестиции, брат сошел с рельсов.

Вместо того, чтобы смириться с провалом, стал присваивать деньги инвесторов и прятать их. Непонятно, чего он добивался, может, хотел исчезнуть из поля зрения, мы этого никогда не узнаем. Но он не смог так жить.

Когда Аэрон сдался, я понял, что он сам себя уничтожает. Брат потерял все: репутацию, компанию, жену, семью, а самое главное, уважение к себе. К счастью, он стал сотрудничать со следствием. Поэтому и получил всего пару лет. Пару лет, которые я ему задолжал.

Я молчала, осознавая услышанное. Сердце болело за Аэрона, за то, через что ему пришлось пройти, но в свете сложившихся обстоятельств, это было уже не важно.

– Зачем вы мне все рассказываете? Мы с Аэроном расстались.

– Именно поэтому и рассказываю. Все два года брат приезжал ко мне каждую неделю. Даже когда переехал в Юту. Десять часов туда и десять обратно, чтобы всего час поговорить со мной. Всю неделю я ждал этого часа. Ожидание меня спасало.

Нам не важно было, о чем говорить. Обычно мы начинали с последних заголовков газет и спорта, обсуждали матчи «Наггетс»[96] и «Бронкос»[97], но заканчивали всегда рассуждениями о бизнесе и тех возможностях, которые нас ждут после моего освобождения. Как в старые времена. Между делом он уверял, что простил меня. И уезжая, вселял надежду.

Эндрю улыбнулся.

– И вот однажды появились вы. Все, с тех пор он больше ни о чем другом говорить не мог. Это я предложил ему свозить вас в Кабо. Вернувшись из поездки, Аэрон сказал, что нашел женщину, с которой хочет провести всю свою жизнь.

– Потом взял и бросил меня.

– Не просто так. Он заботился о вас, как раньше заботился обо мне. Его любимая женщина не должна жить со сломленным человеком. Вот и все. Брат бросил вас, потому что любит.

– Бессмыслица какая-то.

– Для большинства людей, может, и да, но не для него. Одни любят, чтобы получать. А есть такие, их очень мало, которые любят, чтобы отдавать. Аэрон один из них. Любовь измеряется не тем, насколько сильно ты кого-то хочешь. Любовь – это то, чего ты хочешь для любимого человека. Он желал вам лучшей жизни, и преступнику в ней нет места.

– Но, когда мы встретились, он прекрасно знал, что преступник.

Эндрю кивнул.

– Да. Для меня это тоже остается загадкой. Я почти уверен, что с моим освобождением все усложнилось. Кажется, на подсознательном уровне, он мог жить как Эндрю. Но вернув мне имя, опять стал Аэроном, заклейменным позором бизнесменом. Аэроном-преступником. – Мой гость покачал головой. – В именах таится огромная сила.

Я обдумала слова Эндрю и сказала:

– Что, по-вашему, я должна предпринять?

– Все зависит от того, чего вы хотите. Вы знаете, чего хотите?

Я кивнула.

– Мне нужен он.

Эндрю пристально посмотрел.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Тогда идите к нему.

– Но я же не знаю, где он.

Эндрю улыбнулся и подмигнул.

– Конечно, знаете.

Глава сорок вторая

Порой любовь заставляет прыгать в надежде, что тебя кто-нибудь поймает.

Дневник Мэгги Уолтер

Самолет приземлился в Лос-Кабосе рождественским утром, около одиннадцати. Чтобы доехать до Тодос-Сантоса, я заказала «убер» с англоговорящим водителем, которым оказался иммигрант из Украины лет сорока. Звали его Костя, и по его собственному признанию, английским он владел лучше, чем испанским.

Встретила таксиста в терминале. Он держал в руках картонку с моим именем. Подхватив сумки, Костя спросил, в какой из отелей Тодос-Сантоса ехать. Я призналась, что даже не знаю адреса. Всю дорогу мы болтали о жизни в Мексике. Он поинтересовался, надолго ли я здесь. Этого и мне неизвестно.

Через несколько миль после указателя на Тодос-Сантос Костя съехал с шоссе. Следуя моим словам, он сначала свернул на короткую грязную дорогу, а потом поехал по направлению к песчаному пляжу. Дом, который показывал мне Аэрон, стоял на прежнем месте, не было только таблички «Продается».

Машина остановилась ярдов за тридцать до кораллово-розового строения.

– Так нормально, Мэгги?

– Да. Спасибо. – Я заплатила таксисту в песо, которые обменяла в аэропорту, в честь Рождества подарила еще сто долларов. Сказать, что он был счастлив, не сказать ничего. Мы вылезли из машины, и водитель вытащил из багажника мои сумки.

– Мэгги, мне подождать? – спросил Костя.

– Да, пожалуйста. Лучше сначала убедиться, здесь ли он.

Розовый дом смотрелся изумительно на фоне голубого океана. Вокруг росли пальмы. С тех, что покороче свисали гирлянды. Между двумя деревьями на ветру тихонько покачивался пустой веревочный гамак.

У дома стоял мотоцикл. На веревке развевалась словно флаги одежда. Больше никаких признаков жизни не было. Я тут же узнала одну из рубашек Аэрона, которую он надевал, когда мы отдыхали вместе.

Поднялась на крыльцо и постучала, никто не ответил. Дернула за ручку. Дверь оказалась не заперта, открыла ее и заглянула внутрь.

– Аэрон?

В комнате оказалось чистенько и просторно, но пусто.

Я обошла дом. Позади аккуратно росли пальмы, кактусы и кумкваты в керамических горшках, расставленные на бежевых черепицах вокруг ярко-синего бассейна, выложенного кирпичом и мозаичной плиткой.

Участок тянулся еще, наверное, на сотню футов вниз к океану и упирался в деревянный пирс, выступающий в воду. К пирсу была пришвартована рыбацкая