Шрифт:
Закладка:
Даниленко и я, обычно, вместе допрашивали пленных. Он знал немецкий язык, но я говорил все-таки лучше. Из допросов и из других источников мы знали, что немцы готовятся к летним боям. Среди солдат распространялись слухи о новом оружии возмездия. Теперь известно, что имелась в виду атомная бомба. Тогда мы про такое и не догадывались. Пленные рассказывали и про новые тяжелые танки «Тигры» и самоходные установки «Фердинанды». Эти штуки были так или иначе знакомы и их значения никто не преуменьшал. Но от пленных узнавали и другое: 332 пехотная дивизия называлась детской. 80 процентов ее состава были солдаты в возрасте 18–19 лет. Многие, попадая в плен, ругали «фюрера», с готовностью отвечали на вопросы. Что-то у немцев сломалось с зимы 1942/43 гг. Подтверждалось это и боевыми действиями. 598 полк 332 дивизии повел наступление на ключевую высоту. Наступали под мощным прикрытием артиллерии, с танками и самолетами. Высоты не взяли, а полк понес такие потери, что его отвели на переформирование. О подготовке немецкого наступления знали и по перегруппировке войск противника. Перед фронтом Армии выдвинулась новая 255 пехотная дивизия. 5 июля 1943 года началась Курская битва.
Главный удар немцев на южном фасе Курской дуги пришелся по нашим соседям слева и задел фланг 40 Армии. Поэтому нашего артиллерийского наступления я не слышал, а проснулся на рассвете от гула немецких орудий. Понятно, что никто из нас не знал о планах Ставки на лето 1943 г. Было известно, что мы готовы наступать. Размышляли же мы вот о чем: насколько быстро удастся прорвать немецкую долговременную оборону. Поэтому немецкое наступление воспринималось, как опередившее нас, и вызывало вопрос, не прорвутся ли немецкие танковые армады. От немецкой артподготовки у меня заныло сердце. По привычке, я от нее ничего хорошего не ждал. Однако первый день боев (мы знали его итоги и на севере) показался обнадеживающим. Немцы продвинулись сравнительно немного. Ни о каком прорыве нашей обороны не могло быть и речи. С наблюдательного пункта приехал Виктор Белодед. Он рассказывал о страшной напряженности боя. Немцы шли по трупам. Отступления нашего не было, были убитые и раненые, артиллеристы гибли на орудиях. Виктору показалось, что немцы хмуро идут в наступление, в низко надвинутых касках. Не знаю, как мог увидеть такое Белодед. В бою очень трудно сделать такое наблюдение, не знаю, возможно ли, но он не врал. Человек, побывавший в бою, пытается воссоздать до мелочей свои впечатления, и ряд подробностей он, против своей воли, выдумывает, дополняет их рассказами других очевидцев. Это не охотничья ложь, это совершенно искреннее заблуждение. Вот почему, рассказывая о пережитом мной в 111 бригаде, я старался рассказать только то, что, по-моему, видел сам. Рассказ был бы полнее, если бы я учел замеченное моими товарищами. В свое время я его и передавал с учетом общего впечатления. А тогда получалось, что шофер Данков раздавил мотоциклистов, которых мы догнали. В принципе это, конечно, ничего не меняет. Может быть, так оно и было: Данков сидел в кабине, а я в кузове. Но дело не в этом.
Немцы наступали, продвигаясь ежедневно на несколько километров. Это все-таки действовало угнетающе. Наш левый фланг загибался, страшно было подумать, что нас окружат и придется прорываться. Из предосторожности, командующий приказал подготовить запасной командный пункт. Сваричевский и я поехали на новое место в тылу. В лесочке были выкопаны землянки, имелся узел связи. Делать нам было абсолютно нечего, поэтому мы, как могли, развлекались в соседней деревне. Подполковник одержал ряд побед на узле связи, я среди гражданского населения.
Между тем кипела страшная Курская битва. У деревни Прохоровки произошло крупнейшее танковое сражение. Немцы потеряли много «Тигров», «Фердинандов», и, как оказалось позднее, потерпели поражение. Здесь погиб приемный сын Бориса – Юра: он командовал танком, подбил две вражеские машины, узнал по внутренней радиосвязи о награждении орденом «Отечественной войны» и погиб. Подробности этих событий и гибели Юры Соколова содержатся в книге Ю. Жукова «Люди 40-х годов» (см. стр. 289–294, 315–316). Автор приводит какие-то выдержки из записной книжки Юры, живописует его скорбную любовь к какой-то девушке. Все это чепуха и, по-моему, никому не нужная. Слова в записной книжке «Все для тебя, и любовь и мечты» – это из популярного до войны танго. Юре было 19 лет. Он не успел закончить десятилетки и погиб в первом своем бою. Одного этого достаточно, чтобы оценить и высокий героизм мальчика, и всю трагедию его смерти. И как сказал поэт, «здесь не убавить, не прибавить». От Юры я получил только одну открытку от 16 мая 1942 года. Вот что в ней написано:
«Mein liber Onkelchen!
Какая же ты большая Schweine, Лешенька, знал (или мог узнать наш ташкентский адрес и не писал нам. Ну, ладно, надеюсь, теперь
ты начнешь писать мне. Только в прошлый выходной я узнал твой адрес. Вот уже месяц, как я учусь в танковом училище недалеко от Ташкента. Как видишь, я не кончил 10-го класса и пошел сюда, почему – расскажу при встрече. Учиться нам еще порядочно, до конца года. Учеба очень интересная, но трудная т. к. очень большая программа, а время мало. За месяц мы прошли уже очень много, чуть ли не половину. Водим уже боевые машины, решаем крупные задачи по тактике (как раз сегодня был зачет). Что особенно трудно, так это привыкнуть к распорядку, т. к. очень ново по сравнению с “гражданкой”. Но приходится привыкать. Отец (т. е. Борис. – А. К.) должен на днях выехать в Москву, получил уже два вызова, в прошлый выходной приезжали они с матерью и передали твой адрес. Под выходной и в выходной мы развлекаемся, смотрим кино, концерты, т. что жить не особенно плохо, вот только спать приходится 4–5 часов в сутки. Целый день в поле на жуткой жаре занимаемся. 24 думаю поехать домой на воскресенье. Ну пока, жду от тебя письма обязательно. Целую крепко, твой Юрка».
Вот таким он и был, и этого вполне достаточно. Не помню, что я ему ответил, и ответил ли вообще. Борис писал мне из Москвы 11.VI.42 г.: «Напиши Юре письмо. Он
