вполне лояльно для того времени. Заключалось оно в штрафе, отстранении от преподавательской деятельности, публично принесенной клятве, что больше он так не будет, прочтению 30 раз «Отче Наш» и «Аве Мария», посте каждую пятницу, плюс в течение года обязательство ходить на службу каждую пятницу в определенную церковь[76]. Но после такого «звоночка» Чекко все равно продолжил исследования в области астрологии. В тот период грань между медициной и магией, богословием и астрологией иногда была настолько размытой, что терялись даже сами представители духовенства. Некоторые Папы Римские и вовсе имели личных астрологов, как это было принято у королей и императоров. В 1326 году Чекко решает оставить Болонью и отправляется во Флоренцию, где достаточно быстро находит себе врагов. Например, семью Алигьери. Дело в том, что Чекко не поддерживал труды Данте и оспаривал их, что не способствовало симпатии флорентийцев. И вот уже в 1327 году начинается суд инквизиции над астрологом. Обвиняют его в том, что он составил гороскоп и утверждал, что пришествие Иисуса было предопределенно не только волей Господа, но также положением звезд. Более того, если человек будет знать правильные комбинации созвездий, то он сможет вызывать злых духов. В двух словах, д’Асколи обвинили в некромантии.

Кто донес и почему начался процесс, до сих пор неизвестно. Возможно, просто злые языки, а возможно (есть версия), он не угодил с астрологическим прогнозом Карлу Калабрийскому, сыну короля Неаполя, — представьте, какая оплошность! В прогнозе он не совсем лестно описал судьбу его дочери — вот Карл и обиделся. Еще придворные Карла, недолюбливающие Чекко, масла в огонь подлили, каждый раз ставили под сомнение прогнозы астролога и при любом удобном случае жаловались на его грубый характер. Так было дело или нет, мы не знаем, но факт в том, что 16 сентября 1327 года Чекко вели на костер.

Событие это не могло не вызвать общественного резонанса, поэтому тут же было окутано легендой, о которой впервые указывается в XVIII веке. Вели 70-летнего Чекко, одетого в простую рубаху серого цвета, с непокрытой головой и босым вели по улице Чирретани (сегодня мы тоже можем по ней пройтись), на улицу высыпало большое количество любопытных зевак, кто-то сочувствовал участи ученного, кто-то озлобленно махал кулаком, восклицая, что так и надо со всеми этими «звездочётами» от дьявола. Равнодушных не было. Вдруг улюлюканье толпы прервал слабый голос Чекко, просящий глоток воды, — толпа замолчала и замешкалась. Дело в том, что в те времена существовало поверье: если колдуну дать воды или еды, то он наберется сил и сможет противостоять огню. Нарушила затянувшуюся тишину милостивая девушка, побежавшая к колодцу, чтобы начерпать воды. Как назло, веревка запуталось и ей не удавалось поднять ведро. Неожиданно из окна колокольни церкви Санта-Мария-Маджоре выглянула женщина средних лет и как давай истерически верещать: «Не смейте! Ничего ему не давайте, а то он нас всех погубит!» Глаза Чекко налились кровью от злобы, и он из-за всех сил закричал: «Да чтоб никогда ты не сдвинулась с этого окна!» Проклятие сработало — женщина тут же окаменела.

Верьте или нет, но дойдя до этой с виду непримечательной церкви, поднимите голову и внимательно присмотритесь. В небольшой выемке вы увидите каменный бюст женщины. Как она там оказалась и в какой момент, никто не знает, а местные быстро сориентировались и назвали ее «каменная Берта». Археологи, которые почему-то не сильно верят в эту городскую легенду, считают бюст древнеримским. Но как, почему и когда он там оказался, археологи тоже не знают. Чекко же благополучно довели до площади Санта-Кроче, привязали к столбу, и монах зачитал сентенцию: «Мы, монах Аккурзио из Флорентинского ордена младших братьев, по праву данному мне Апостольской инквизицией против еретической скверны, всем верующим в Христа, и из доверия многих уважаемых мужей, публично сообщаем, о том, что Маэстро Чекко, сын Симоне дельи Стабили ди Асколи, уничтожая себя и других, подвергая души опасности, разносил множество ереси по городу Флоренции. И особенно отвратительна его книжонка, которую ему надиктовал дьявол, прокляв его. При нашем присутствие, он признался в том, что созвездия управляют жизнью человека и т. д., признался во многой ереси, о которой было бы слишком долго рассказывать, отбирал у Бога силу и у человека право выбора»[77]. Сожгли Чекко вместе с некоторыми его литературными трудами. Так начиналась длинная история преследования ученых Святой инквизицией.

После каждого инквизиционного процесса начиналось разделение имущества. Тот, кого сжигали на костре, не мог оставить завещание, и все нажитое честным или нечестным трудом переходило духовенству. Разделялось все примерно вот в такой пропорции: ⅓ оставалась у францисканских монахов на их нужды и содержание, ⅓ отходила Папе Римскому, ⅓ оставалась на благотворительные деяния. Дальше решат, что монашескую «долю» правильнее было бы использовать для продолжения грандиозной постройки Санта-Кроче. Отмечу, что и по сей день Санта-Кроче является самой крупной базиликой францисканского ордена в мире.

Для наглядности серьезности намерений Святой инквизиции в одном из двориков церкви Санта-Кроче была написана фреска, которая изображала огромное распятие, у подножия которого были изображены два демона, снизу было написано: «Здесь наказывают тех, кто в Бога не верит, и утверждают в истинной Вере»[78].

Получается, что оказаться обвиненным в ереси можно было не из-за каких-то своих деяний, но иногда из-за анонимных доносов завистников. Неужели не было способа себя как-то защитить, обезопасить? Если есть спрос, предложение всегда найдется! Начиная с XII века, а может, и раньше, во Флоренцию также стекаются целые братства, которые отрицали некоторые догмы или же божественную сущность Иисуса. Это приводило к стычкам и даже целым кровопролитным сражениям, чтобы искоренить еретические организации. В этот непростой период было особенно важно показывать, что ты придерживаешься истиной веры. Горожане начали помещать во внешних стенах своих домов небольшие иконки с изображениями Девы Марии с младенцем — как некий знак «здесь еретиков нет! Все спокойно». Изначально такие изображения были съемными, далее для них уже при постройке дома делались стационарные ниши. Во Флоренции зарождается традиция табернаклей[79].

Далее традиция таких ниш лишь укореняется, причиной тому были многочисленные эпидемии. Когда в городе вспыхивал новый очаг заразы, то эту улицу или квартал закрывали, в попытке сдержать распространение болезни. Людям запрещалось выходить из своих домов без острой необходимости. Поэтому в определенные дни в «очаг» входили медик и монахи, чтобы раздать еду и провести службу. На самом видном месте улицы сооружался алтарь, люди выглядывали