— Глупые, они думают, что могут распространить свою власть и на лес. Как будто здесь своего разума мало! — он ещё раз усмехнулся, а потом произнёс: — Ладно, пошли. Проверь нож и фонарик, они на месте?

Я быстро кивнула, впрочем, не прислушиваясь к его словам, и продолжала всматриваться в раскинувшийся за нашими спинами лес.

— Алиса?! — чуть повысил голос старший и слегка тряхнул меня за плечо. — Это тебе я собираюсь сейчас доверить свою жизнь? Соберись, нам нужно сосредоточиться на деле!

— Я просто… просто подумала, ведь теперь я… ну… окончательно ухожу. Ничего уже родного не осталось, всё чужое…

— Всё чужое для тебя — это Город, а Пустошь — дом, везде и всегда. Ты стала её частью, нравится тебе это или нет, так что хватит уже витать в облаках, мне твоя голова здесь нужна, ясно?! — он говорил твёрдо и властно, будто забивая в меня словами один гвоздь за другим. Я быстро отвернулась от леса, он прав, пора уже привыкнуть к новой жизни. Когда уходят навсегда, назад не оглядываются.

— Так мне послышалось, или ты сказал, что я тебе нужна? — со смешком спросила я.

— Давай-ка ты мне сразу расскажешь всё, что успела себе напридумывать, я по-быстрому разрушу все эти мечты, и мы спокойно двинемся дальше, — съязвил Двэйн.

— Ох, не волнуйся, — ядовитым тоном отозвалась я, — во всех моих мечтах я уже несколько раз тебя побила!

И прежде чем старший успел что-либо сказать в ответ, я затащила его за собой в туман, и мы погрузились в молчание.

В нос сразу же ударил тяжёлый, влажный, немного газовый запах, свет едва пробивался через плотную серую пелену, никаких мохнатых насекомых, как я уже успела себе представить, под ногами не было. Двэйн направил луч своего фонарика вперёд и требовательно сжал мне плечо, призывая двигаться.

Сложно сказать, сколько мы так шли, но ни паутины, ни пауков, ни конца моста не было видно. Ничего не менялось вокруг и ничего не происходило, словно бы мы вообще не двигались с места. Я даже начинала скучать по ворчанию Двэйна, но мы из осторожности за всё время не проронили друг другу ни слова.

Первые пауки появились ближе к ночи. Сначала я заметила серебристые нити, натянутые между металлическими прутьями, они были тонкие, едва заметные, но заброшенные. Потом ноги стали путаться в тенётах, словно бы паучьи сети разорвал ветер (которого здесь, к слову, не было) и разбросал их по мосту. Но дальше взгляд всё чаще и чаще стал упираться в причудливые узоры, на которых изредка шевелилось нечто живое.

Я вздрогнула, когда что-то маленькое и шустрое проскочило между моих ног. К насекомым я отношусь совершенно спокойно, но не в тех случаях, когда они размером с мою ладонь. Двэйн говорил, что все пауки-детёныши — маленькие, но тогда каких же размеров их мать?

Мы настороженно двигались вперёд, распугивая насекомых лучами от своих фонариков. Всё было спокойно, нас не трогали, но меня не покидало ощущение чего-то неправильного, что-то было не так, и напряжение, исходившее от Двэйна, его сосредоточенный взгляд это подтверждали. Странное чувство не давало мне покоя, и я остановилась, пытаясь жестами объяснить старшему свой вопрос. Что не так? Что его настораживает? Он направлял свой фонарик то в одну сторону, то в другую. Я поняла, что и паутины, и пауков уже должно было быть в разы больше. «Почему?» — спросила я одними губами, но старший пожал плечами и, притянув меня ближе к себе, похромал вперёд. Хоть поддерживала его я, но казалось, что это Двэйн ведёт меня дальше. Эта странность с пауками вызывала во мне жуткую тревогу, и в душе я снова порадовалась, что иду не одна.

Через какое-то время паутины стало больше, но выглядела она, мягко говоря, не очень. Разорванные куски свисали с металлических дуг, мост устилали беспорядочные белые хлопья. По моей коже разбегались мурашки, и я старалась не думать о том, какая опасность может таиться в этой непроглядной серости. Что если этот туман такой же, что приходит в Город? Что если нечто, живущее в нём, может обитать и здесь? Подобные мысли в беспорядке роились в моей голове, заставляя страх разрастаться.

Неожиданно Двэйн замер и, посветив вперёд, стал внимательно вглядываться в грязную муть. Мне хотелось спросить, что там, что он видит, но я не смела произнести ни слова. Мы снова двинулись, но не прошло и минуты, как я поняла, что заметил старший — что-то огромное, пока размытое и непонятное, сияло чернотой впереди. Оно не двигалось и не издавало каких-либо звуков, но нетрудно было догадаться, что там нас ждала паучиха.

Я судорожно сглотнула и покрепче охватила рукоять ножа. Последующие минуты тянулись до невыносимости долго, но когда мы, наконец, приблизились, я едва не вскрикнула от удивления: перед нами лежало насекомое величиною, наверное, с небольшой дом. Оно было перевёрнуто на спину, и его длинные чуть согнутые лапы торчали как наточенные кинжалы. Существо не двигалось, и оно, без сомнений, было мертво.

— Как это возможно? — вслух произнёс Двэйн. Его голос немного охрип после долгого молчания, а на лице застыло такое искреннее удивление, какого мне ещё не приходилось видеть.

— Может, остальные тоже прошли здесь? — предположила я. — Они могли столкнуться с ней и…

— Нет, — твёрдо отрезал старший и отпустил мою руку и, хромая, приблизился к паучихе.Тусклый свет фонарика осветил её мохнатую тушу, — они бы не смогли её убить. Неужели ты думаешь, что мы ни разу не пытались пройти этой дорогой? Её шкура, — он присел на корточки и стал что-то высматривать, — её шкура была особенной, ведь паучиху породила Пустошь. Мы не могли ни пулей, ни лезвием ножа убить её. Она была неуязвима, в отличие от её детёнышей. Мы решили, что Пустошьеё одну наделила особой защитой. Она одна была способна порождать новых пауков, они расползались отсюда дальше, и их вид сохранялся.

— Но ей же нужен был самец, он существует?

— Я не знаю. Не многое можешь выяснить, когда тебя пытаются сожрать.

— Справедливо.

Двэйн хмыкнул и поднялся, слегка покачнувшись, отчего я сделала невольный шаг в его