Настойчивыми уговорами, под предлогом того, что нужно выработать линию Ритиной защиты и вывести на свет божий истину, перед ней поставили стакан. Вершин поминутно отвлекал Ильясову, а Калинин доливал в пепси-колу то коньяк, то невесть как сохранившуюся водку в бутылке без этикетки.

Рита от стресса даже вкуса не чувствовала, а так как сильно хотела пить – пять часов без жидкости! – то глотала все залпом. На третьем стакане ее повело, в голове появился шум, речь стала невнятной. Почти насильно в нее влили остатки, и Микулов отправился провожать девушку до выхода, а Вершин снял трубку и отдал команду наряду ППС проследовать за ней метров десять, после чего задержать, составить протокол и отвезти на освидетельствование.

Погодные условия сыграли майору на руку.

Когда Рита вышла из отдела, шатаясь, ее мутило, в голове был сумбур и ноги не слушались. Коньяк она раньше не пила и не ожидала, что так опьянеет, ведь в пепси была совсем капелька спиртного. Риту и с шампанского развозило будь здоров, а тут… Где же такси? Как хорошо, что разрешилось недоразумение, нужно быстрее домой, быстрее… Ритины ноги разъехались, и она шлепнулась прямо возле ступенек райотдела. Попыталась подняться, у нее закружилась голова, и она, неловко подвернув руку, снова упала; автоматчик наблюдал за ней с беспокойством. Она протянула ему руку и хотела просить помощи, но язык не слушался.

– Вам плохо? – спросил, подходя, сержант, нагнулся и отпрянул от запаха: – Нажралась! Щас быстро тебя оформим…

– Яй… не-е-ет, – запротестовала Рита, хотела сказать, что ее напоили, но из здания вышел дюжий милиционер в бушлате.

– Ай-ай-ай, – весело сказал он, с улыбкой глядя на Риту, – вот это молодежь пошла… Это же сколько надо было пить!

– Яйа…

– Так, вот что, Олег, – обратился он к сержанту, – давай зови сюда пэпээсников, отвезем ее на освидетельствование. Проедемте, гражданочка, в больницу. В трубку дуть.

– Не-е-е!..

– Проедемте, гражданочка, проедемте…

Медицинское освидетельствование показало всего 1,6 промилле алкоголя в крови, и для перестраховки пришлось составлять протокол еще и по сопротивлению, статья 20.12 КоАП РФ. Под эту сурдинку Вершин выпросил у судьи трое суток для Риты, согласившись на штраф для трех сомнительных строителей. Судья, сам бывший в далеком прошлом следователем прокуратуры и все понимавший, вкатил Ильясовой административный арест, тем паче что в судебном заседании она свою вину признала. Риту посадили в камеру.

Очередной заказ с выездом на квартиру поступил в шесть часов вечера – позвонил какой-то скромник с тихим голосом; Костик заехал за Викой, облаченной в бежевое белье, потискал ее груди и сказал собираться. Вика особо не заморачивалась – если уж сутенер сам ее везет на хорошем «туареге», да еще и сам забирает, одеваться ни к чему; на белье накинула белую шубку, подкрасилась и выпорхнула на улицу. Мороз ударил по ногам в капроновых чулках, сапожок опасно заскользил по снегу, но Костик поддержал под локоть и помог сесть в машину.

Подъехали они к девятиэтажному дому на улице имени Крупской, верной супруги великого большевика. Заказчик жил на третьем этаже. Костик поднялся с Викой вместе, чтобы проверить обстановку: а ну как заказ будут оплачивать на одного, а в квартире – трое мордоворотов, да еще и с садистскими наклонностями? Хороший товар надо беречь, а Викины способности приносили дивиденды, и немалые…

Поднявшись, Вика чуть прыснула на шею дешевыми духами – еще французские тратить! – потом расстегнула шубу, приняла вызывающую позу и позвонила в дверь. Два длинных. Молчание. Еще два звонка. Костик стоял чуть ниже, на лестнице, ступеньках в трех от нее.

– Дрочит, – одними губами шепнул он. – Увлекся, звонка не слышит…

Вика фыркнула.

– Эй, дядя! – позвала она развязным голосом в щелку двери. – Я не такси, за простой не беру, но и стоять не буду! Открывай давай!

Из-за двери послышалась возня и бормотание: «Сейчас, сейчас…» Костик подумал и поднялся на лестничную клетку.

– Так, ты отойди пока, я сам первый зайду и посмотрю. Если что, побежишь тогда. Не нравится мне эта хата, жопой чую, тварь живет.

– Ну жопа у тебя чувствительная… – беззлобно пошутила Вика – Костик судим не был, намеки воспринимал нормально, – и послушно отошла от двери, спустилась на пару шагов. Костик еще раз позвонил в дверь, но тут она неожиданно открылась; лицо хозяина загораживала Костикова спина. Вика подумала, достала сигареты и закурила.

Сутенер ловко прошелся по двухкомнатной квартире и расслабился – подвело чутье, мужик себе для личных утех девочку заказал, квартирка пустая, чистенькая, а на трюмо лежит женская губная помада, стоит толстостенный, тяжелый флакон духов: видно, жена уехала, вот и пытается обыватель развлечься. Дядька тоже спокойный такой, только изо рта у него воняет жутко, словно он внутри гниет. А так – деньги без вопросов передал, по всем комнатам проводил, улыбнулся на прощание. Костик подозвал Вику, передал мужику бутылку и весело сбежал по лестнице, пока Вика сбрасывала на руки мужика шубу и манерно рассматривала интерьер.

– Здесь наливают? – прощебетала она, когда мужик закрыл дверь за сутенером. – Или придется на сухую амур крутить? Налей мне, крошка, беленькой немножко.

Мужик согласно кивнул и скрылся в кухне, а Вика прошла в небольшой зал и огляделась. Скудная мебель, деревянная широкая кровать, трюмо с женской косметикой… Книжный шкаф, сплошь забитый журналами. Что у нас тут? Ого, сплошь ежемесячный «Оракул» и астрология. Это ж куда она попала? Может, он сейчас по влагалищу ей будущее предскажет? Вике стало смешно, она улыбнулась навстречу неслышно вернувшемуся с двумя стаканами мужиком.

И вдруг ее, как удар током, пронзила страшная догадка.

Это он.

Вот же – короткая шея, родинка на страшном, заскорузлом пальце, которым он придерживает стакан. Тихий голос и вонь изо рта. Короткая шея. Это тот, кто насиловал ее девять лет назад на пустынной улице Туннельной.

Вика стала медленно отступать назад. Мужик странно посмотрел на нее, поставил стаканы на низкий прикроватный столик и прошептал:

– Иди сюда…

Его шепот! Шепот маньяка, который надругался над ней, сломал ей жизнь, из-за которого она росла не благополучной маминой девочкой, а наркоманкой, проституткой, прожженной тварью… его голос, его взгляд. Вика невидящими глазами смотрела на лицо мужика, а оно приближалось, расплывалось, кривилось… В голову ударила боль – боль четырнадцатилетней девочки-подростка, которую насиловали в темных кустах. Вика нащупала рукой стоящий на трюмо флакон духов и, сама не понимая, что делает, изо всех сил ударила мужика в висок. Он пошатнулся, грубо выругался и схватился за голову.