Отпускникам тянут карманы проездные и боевые, оружие только у Пашки и Сашки. Передернули затворы, загоняя патрон в патронник. Теперь для стрельбы хватит одной секунды – лишь нажать пальцем на спусковой крючок. От случайного выстрела тоже есть защита – поднятый вверх флажок предохранителя. Тонкая такая пластинка, способная блокировать любое движение внутри оружия. Приучил командир, переслуживший все звания мужиковатый капитан, что они здесь не воюют, а охраняют и защищают. А потому оружием не бряцать! Предохранитель вверх.

Лишь после этого «бубновые» начинают сматывать с колес горный серпантин. Крутой, извилистый, он был пробит в свое время для ишаков. Затем пленные русские солдаты чуть расширили его для проезда машин: у боевиков на плато располагалась школа смертников, а те забирались высоко, прятались надежно, на пятерку. Сюда даже орлы не долетают, слабаками оказались они в сравнении и с боевиками, а потом и с пограничниками, которые эту школу смертников разыскали и с горы всех отличников вышвырнули. А орлы и сейчас невесомо парят крестами далеко внизу.

Настоящий крест, сваренный из металла, лежит на плато рядом со строящейся православной часовней. Тут же, на земле, в короткой тени от часовни расположился и латунный купол, вблизи больше похожий на шелом русского богатыря. Часовня, призванная укреплять дух православного воинства на Кавказе, без маковки и креста пока словно сама нуждалась в защите и потому жалась к складу боеприпасов, под охрану часовых.

Самым занятным оказалось то, что половина отпускников заработала себе поощрение за усердие при восстановлении мечети, пострадавшей в бою между пограничниками и смертниками. Ремонтировать, конечно, легче, чем строить, но почему начальник заставы столь рьяно чтил местные законы, солдатам неведомо.

И впрямь: в аулах затвором ему не клацни, по улице выше второй скорости не проскочи, яблоко с ветки, даже если оно само падает в рот, не сорви. Словно не война здесь, а курорт.

«Бубновые» машины жались к скалам, подальше от могильных головокружительных провалов, наполненных парящими крестами из орлов. Прослужи здесь хоть год, хоть два, но ни за что не поймешь, что легче – подниматься на плато или спускаться вниз. А тут еще в самом деле пятница, тринадцатое…

Но зря вспомнилось Пашке под руку это число, ох, зря-я-я-я-я-я-я-я!!!

Застонал об этом, когда нога провалилась вместе с педалью тормоза до самого пола и машину плавно, но неотвратимо, всем ее многотонным весом и весом пяти пока еще живых, счастливых отпускников потащило вперед. А через мгновение уже не стонал – орал от безнадеги Пашка, потому что больше ничего не мог предпринять, потным лицом через окно чувствуя усиливающийся шелест ветерка. Самое опасное в горах – это скорость. Глупцы, вешали какие-то бронежилеты на дверцу…

Почувствовав неладное в разбеге машины, заорали и счастливчики в кузове. Единственное, что они успевали, – это выпрыгивать на ходу, падать в новенькой форме на острую пыльную крошку, сбивая в кровь колени и локти.

Но Сашка – что за чудо оказался Сашка, стоявший на правом фланге еще правее Пашки и потому выехавший на серпантин первым. Он тоже жался своим КамАЗом к скалам, тоже упирался в дорогу всеми «копытами» – обвязанными цепями колесами, спуская свою душу с небес на первой скорости.

Но при этом он еще смотрел и в зеркало заднего вида. В нем, дрожавшем от потуги вместе с машиной, и увидел, как упирались в идущий следом КамАЗ, скользя и падая, стараясь остановить его на уклоне, Пашкины пассажиры. Ему самому еще можно было увернуться от тарана, спасти хотя бы себя и своих отпускников, но ударил Сашка по своим нормальным, прокачанным тормозам. Зеркало вздрогнуло, наполняясь клубком из пыли, старенького КамАЗа, идущего следом, и падающих на обочину человечков-лилипутиков.

Когда длинное, нестандартное для солдатского грузовика, купленное на рынке зеркало от БМВ готово было лопнуть от переизбытка информации, Сашка все же дал своей машине возможность чуть прыгнуть вперед. Удар сзади достал, но мягкий, вдогонку, как и планировалось. Уже больше не отпуская впившийся в него КамАЗ друга, Сашка стал притормаживать, сдерживая второй грузовик и своей многотонной громадиной, и весом своих пяти ошалевших, сжавшихся внутри кузова отпускников.

Но слишком крут оказался склон. Слишком большую скорость развил Пашка на своем тарантасе, чтобы удержаться в одной сцепке и не пасть мимо орлов на дно ущелья. И тогда, спасаясь от совместного падения, Сашка направил вытянутую, дымящую от перегрева морду своего КамАЗа на горный выступ. А тот и рад был выставить каменный клык аккурат в радиатор.

От удара выщелкнуло из пазов приклеенное дешевым ПВА зеркало от БМВ, полетело оно первым в пропасть, раскидывая, словно сигнал SOS, солнечные блики по горным склонам. С шумным облегчением вырвалась через рваную рану на свободу перекипевшая вода – да только чтобы сразу испариться в еще более перегретой пыли. А сзади слышался нескончаемый скрежет вминаемого капота Пашкиной барбухайки.

– Стоять!!!

Орал, шептал или просто молил Сашка – никто не знает, а он тем более. Понял другое – все застыло.

Зато уверовавшие в спасение отпускники обессиленно попадали на камни у своих машин. Вытирая пот с лиц, подняли глаза в чистое, свободное даже от орлов небо.

Но не от боевиков.

Они смотрели на пограничников с гребня скалы, и мгновенно все вспомнили, что оружие – только у Пашки и Сашки. Тем для стрельбы хватило бы секунды, но флажки, тонкие пластинки предохранителя, поставлены вверх! А это еще одна секунда. Страшно много, когда тебя самого держат на мушке, не давая пошевелиться.

Эх, командир.

Тринадцатое.

Пятница!

Разбив тишину и сердца пленников грохотом, упал скатившийся с гребня камешек. Не желая быть свидетелем расстрела, медленно, не привлекая к себе внимания, присело за вершину соседней горы солнце. В небе остались только перекрестившиеся взгляды боевиков и пограничников. И расстояния меж ними было как от православной часовенки до мусульманской мечети, которую они подняли из руин.

Но сумел, сумел по миллиметру, сдирая о камни кожу с рук, дотянуться Сашка до подсумка с гранатами. Все! Теперь он спасен. Только однажды он видел пленных. Точнее, их изувеченные, с проткнутыми шомполом ушами, отрезанными носами тела. А он не дастся. Успеть подорвать себя – невероятное счастье, редкая удача для солдата. Спасение от плена…

Со скалы прогремел камнепад – скатилась тонкая струйка песка в ореоле бархатной пыли. Этого мгновения хватило Сашке, чтобы дернуть руку из-под себя. Вроде как занемела, вроде отлежал ее, а на самом деле вырвал чеку в «лимонке» – тонкие такие усики-проволочки, просунутые через отверстие в