Шрифт:
Закладка:
Опустил «вдову» и на «…ура», и на наши судьбы:
– В случае штурма города сдаем окраины.
Мы недоуменно переглянулись: сдать Цхинвал без боя? Мальчик, наверное, не понял, к кому попал. Мы в Грозном за каждый этаж, как за собственный дом…
– В бою солдат может спрятаться, город – нет. Чтобы прекратить его обстрел из тяжелых орудий, надо впустить противника на улицы. Тем сохраним и здания, и жителей, и себя. А уж потом – полный огонь. Безостановочно. Но убиваем не всех. Оставляем как можно больше раненых.
Гуманист?
– Они должны бежать, ползти, катиться назад и сеять панику кровавыми ошметками у себя в тылу.
Однако поворот! Рязанское десантное стало выпускать мясников?
– И пусть страна, пославшая их в бой, тащит потом этих калек на своем горбу всю жизнь. Наука на будущее. Прививка от политического бешенства правителям. Спиртное на стол.
Наконец-то! А то валенки парил.
Из-за рации извлеклись бутылка с «кровью Микки Мауса» – спирт с кока-колой и литровая банка мутного, словно в нем растворили зубную пасту, самогона.
Ни закуску, ни стаканы майор ждать не стал. Приподнял банку с мутной взвесью:
– За укрепление воинской дисциплины. В соседнем батальоне.
Все же наш человек! Значит, повоюем.
– В нашем ее укреплять не будем. У нас она должна быть железной.
Стрельбой «по-македонски» – одновременно с обеих рук, с полуоборота, точно в цель – выбросил посуду в мусорное ведро. Кроваво-белая смесь, найдя трещину в дне, выползла на дощатый настил и угодливо покатилась к ботинкам новоявленного комбата.
– Дневальный! – поторопился пресечь подхалимаж начштаба.
В проеме палатки, словно двое из ларца, мгновенно выросли солдат и его тень. На груди у обоих, переламывая поясницы, лежал патронный ящик с надписью «Блок памяти».
– Что ни прикажешь, все забывает, – оправдался начштаба.
Комбат забарабанил пальцами по столу. Прислушался к возникшей мелодии. И сам же прервал ее ударом ботинка, прихлопнув и растерев им, как назойливую муху, подкатившийся спиртовой шарик. На удар одиноко откликнулось ведро, то ли угодливо звякнув перед новым начальством, то ли выражая презрение к нему, как к слону в посудной лавке. Поди их, ведра, разбери. Железо.
Дневальный, не найдя даже в дополнительном блоке памяти вариантов действий, мертво застыл. Повторяя хозяина, втянула голову в плечи и тень.
– И воевать, и служить отныне будем так, как положено! – не оставил майор иных знаков препинания, кроме восклицательного.
А мы здесь что, ваньку валяем?
Отодвинув двоих из ларца, комбат вышел под солнце.
Палатки стояли вдоль железной дороги – кратчайшего пути из Тбилиси в Цхинвал. Наикратчайшего, если бы над шпалами и рельсами непроходимо, словно мотки колючей проволоки, не клубились друг за другом кусты шиповника и ежевики. Тут теперь если только на бронепоезде или танке…
Собственно, батальон и оставили под городом потому, что из Гори на Цхинвал вышла грузинская танковая колонна. Поиграть мускулами, пощекотать нервы или с ходу в бой – про то разведка не донесла, плохо сработали штирлицы. В таком случае лучший выход – ударить по колонне самим, первыми. Но тогда, к сожалению, все военные науки затмит политика: Россию объявят агрессором, а Грузию и Украину введут в НАТО под белы ручки по красной дорожке. А оно нам надо – иметь под Брянском и Сочи американских генералов? Легче всего было бы плюнуть на эти горы и свернуться домой, на Среднерусскую возвышенность. Но при этом понимали: если не защитим осетин и собственных миротворцев, не только сами потеряем последнее уважение к себе, но и весь Кавказ покажет на Москву пальцем – это те, кто неспособен защитить своих граждан. Кому нужна такая власть? И нужна ли вообще Россия как государство?
Так что сидеть десантникам здесь, в горной пыли. Бояться того, что «грызуны» взорвут Рокский тоннель и отрежут Южную Осетию от России, не стоит: тем, кто подталкивает Грузию к войне, не нужен победный марш. Им важнее втащить Россию в затяжную, изматывающую войну. Родить вторую Чечню, которая взбудоражит регион. Потому наступающие станут убивать миротворцев и мирных жителей. Убивать до тех пор, пока Россия не ввяжется в конфликт и не завязнет в нем. И вот только тогда наступит время основного, главного удара – по Абхазии. Она, с ее портами на Черном море, и поставлена на карту. А Цхинвал – всего лишь отвлекающий маневр…
Вздохнул комбат, пожалев политиков в Кремле: тяжко будет им выбирать между плохим и очень плохим. А солдату при таком раскладе вообще остается плясать от окопа. Зная: кто стреляет первым, умирает все же вторым.
Но хорошо, что плясали от печки.
«Град» градом ударил по Цхинвалу с наступлением ночи. Звезды, всегда близкие и огромные в горах, стали мгновенно гасить свет в окнах своих домов и суетливо прятаться в пелене пожаров, ища там спасение от молний-трассеров, прошивающих небо в поисках жертвы. А в самом городе бежали, ломая каблучки и теряя туфли, с разноцветных танцплощадок и кафе девчонки – да в темень, да в подвалы. Побросав невест, бежали в другую сторону парни – получать оружие и становиться преградой извергающему огонь валу. А между ними вжался в землю, не имея пока никакого приказа, десантный батальон. Эх, как же неудобно стрелять второму…
– Отходим? – подполз к комбату начальник штаба, памятуя о дневном раскладе предстоящего боя.
Советские танки украинского производства с грузинскими экипажами, обученные американскими инструкторами, уже расстреливали осетинских женщин и российских миротворцев. Дырявили стены домов и сносили головы у памятников по улице Сталина. Но комбат медлил. Медлил вместе с рассветом, упиравшимся в затылки гор всеми лучами солнца: утро только что видело, как расстреляли, изрешетили, изнасиловали ночь, и не желало подобного на своем пороге. Только откуда быть силушке у новорожденного? Не смогло ни упереться в исполины-великаны, ни зацепиться за верхушки лесных чащ – со страхом выкатилось новым днем на небо. В иное время прыгало бы козликом – еще бы, 08.08.08, начало летней Олимпиады в Пекине, в Поднебесной зажигают олимпийский огонь…
– Огонь!
В появившийся на улице танк ненасытно, роем впилась, словно в сыр, крысиная свора пуль. Впилась без приказа из
