обоих в кабинет. Молчаливо выслушал доводы: Фёдору посоветовал успокоиться, потому что человек (Ася) выполняет свою работу, а Асе посоветовал снять плакат. Оба отказались. Ася ушла в комитет комсомола на совещание, Фёдор пропал до обеда. Плакат провисел сутки и наутро исчез. Ася не снимала его, значит, постарался кто-то другой. Мириться с Фёдором Ася не собиралась и дала себе слово, что постарается с ним не пересекаться.

Из комитета комсомола в цех благодаря её стараниям стали приходить интересные предложения: всех приглашали участвовать в городском авторалли, кому-то выделялись комсомольские путёвки в дома отдыха, из премиального фонда ВЛКСМ перепадали денежки. Пока в бригаде делили пятьдесят комсомольских рублей или спорили, кого рекомендовать пилотом на авторалли, Фёдор превращался в тоскливое, рассеянное существо, которое отстранили, задвинули под плинтус, залепили рот изолентой. Он просто не знал, куда себя деть, и поэтому сидел сонный, с деланым равнодушием на лице, прислушиваясь к бригадному шуму. То, что ему было невыразимо грустно и одиноко, Ася поняла, когда увидела его на дежурстве боевой комсомольской дружины. Его раньше никакими уговорами нельзя было загнать на дежурство, а тут сидит за столом перед начальником БКД Байконуром Михайловичем и соглашается на любой маршрут.

В первые месяцы работы комсоргом Ася, как ни старалась, не продвинула свой цех ни на один пункт в общезаводском рейтинге. Из шестидесяти восьми цехов завода ТСО плелось в последней двойке – с переменным успехом: то последним, то предпоследним. ТСО на совещании ругали за всё: кажется, по вине ТСО останавливался не только конвейер, но сама матушка-Земля. Наваливались всем скопом. Каждый начальник цеха в первую очередь в своих проблемах винил транспортников, потом инструментальщиков. Даже уборщицы на совещании пользовались бо́льшим уважением, чем Шутенко с его командой. По инерции прилетало и всем остальным – парткому, профкому, комсомолу. «Вот если бы они воспитывали в духе патриотизма!» – обычно заканчивал тираду очередной обвинитель. Асе было тоскливо от мысли, что она ничего не может сделать.

Шутенко от всех этих наездов тихо щурился, посмеивался. Знал, что после совещания каждый «резкий» подойдёт, извинится. Понимали, что с Шутенко лучше не ссориться, а то вообще не получить нормальных погрузчиков, будут присылать новеньких водителей, а то и вовсе дадут сломанную машину. Водитель будет сидеть в бытовке, пить чай и ждать, когда после ремонта выйдет его «ладушка-оладушка». Он бы и рад поработать, но нет важных запчастей. Теперь виноваты не транспортники, а поставщики. Однажды встали два новых погрузчика, потому что непонятный деятель соскоблил с контактов слой серебра. При нагревании контакты залипали, и погрузчик останавливался. Смекалистые ремонтники меняли оригинальные контакты на свинцовые чушки – те за неделю прогорали, вонища была несусветная.

Ася вертелась на узкой кровати в общежитии и придумывала мероприятия, в которых может участвовать молодёжь. Придумывать-то она придумывала, а вот с реализацией была беда. На неё смотрели как на дуру, если она вдруг организовывала бесплатную поездку в музей Бугульмы. Тогда откликнулись два человека, которые усмотрели в этой экскурсии крайне удачную попытку добраться до дома. Дело с шишками даже непробиваемого Шутенко вывело из равновесия. Для комсомольских нужд Ася, по совету одного из членов комсомольского актива, решила заработать деньги. Написала заявку на КамАЗ. По себестоимости аренда машины выходила гораздо дороже, чем собирались заработать. Четыреста против девяноста. Если бы Ася умела владеть собой, как Шутенко, она бы забила на все свои идеи и спокойно ходила на совещания, не обращая внимания на рейтинг цеха.

Постепенно Ася втянулась в работу. С Зарёй стала видеться реже. Графики не совпадали. Лишь изредка, сидя за столом на кухне, они сразу пытались выложить друг другу свои новости. После той поездки в Башкирию Заря однажды пожаловалась, что ей перестали приходить письма. Это её жутко напрягало, потому что к письмам она уже привыкла, а вот их отсутствие пугало до судорог в мозгу. Предполагала, что дядя вышел из тюрьмы и теперь тайно её караулит, преследует в надежде в удобный момент затянуть ей удавку на шее. Тяжело проглатывая страх, Заря заливалась слезами, словно уже чувствовала на горле сильные руки.

Если бы Ася не поторопилась тогда напугать бабушку, она бы продолжала писать письма, Заря бы продолжала их игнорировать. А теперь что? Ася придумала хитрость – стала вытаскивать из коробки под кроватью уже полученные письма и приносить в комнату, делая вид, что только что забрала с вахты. Зарю это немного успокаивало. Внутренний голос Асю предупреждал: если Заря обнаружит подставу, то будет грандиозное разбирательство, обида на полгода вперёд. Надо бы с ней поговорить начистоту, но Заря сознательно избегала этой темы, неизменно продолжая считать остаток своих дней. А Ася продолжала работать и учиться.

Однажды в субботу вечером она стояла на остановке «Проспект Мира». В сумке – конспект по сопромату, учебник, ручка, как будто шла не на дежурство, а на занятия в институт. Блокнот со списком дежуривших не взяла – знала всех поимённо. Байконур Михайлович предупредил, что будет проверка из комитета комсомола и желательно собрать максимальное количество людей. Звучало отвратительно, но Асе было всё равно, к проверкам выработался стойкий иммунитет.

Она стояла на остановке и ждала автобуса, его теплоты, недолгой защищённости от ветра и вечерней прохлады. Выперлась на дежурство в голубом коротком платье, белых босоножках, без колготок. А полагалось найти и обезвредить человека, который будет дебоширить, рвать, метать, пугать простых граждан. Как Ася будет защищать страну от бандитов? Так и побежит, цокая каблуками по асфальту? Слава Богу, в её смену ещё ни разу не было происшествий.

Таких неуютных квадратных дворов, как тот, что был рядом, много по окраинам Челнов: две-три скамейки, перекладина для сушки белья, песочница без песка, сломанные качели – на них по ночам забавляется только ветер, да так размашисто, что скрип хозяйничает на всю округу. Иногда во дворах появлялись дворники: из кирпича устраивали дорожки, палисадники, протыкали жёсткую землю хилыми саженцами тополей или елей. В хорошую погоду двор заполнялся людьми, дети слонялись между разбросанными лопатками, гонялись за счастливчиками-велосипедистами, дрались за машинки или придумывали забавы. Мамаши, бабушки гнездились по скамейкам, бортам песочницы, а то и вовсе на траве, сплетничали, ссорились, отмалчивались и, наскучившие друг другу и самим себе, наконец вслушивались в щебетанье детворы.

Не будь на улице так прохладно, Ася бы ожидала автобус спокойнее. Руслан подошёл к Асе сзади. Просто остановился рядом и спросил:

– Ты куда?

– На БКД. А ты?

– Я к тебе!

– Зачем?!

– Хотел взять таблицу Брадиса.

– Поехали со мной на БКД. У меня людей не хватает, –