Шрифт:
Закладка:
На 40-й день после смерти дочки Алексей начал пить с обеда. К шести часам вечера он был уже изрядно пьян. И если обычно в таком состоянии ему хотелось с кем-нибудь повздорить да вымести злобу, то сейчас он чувствовал себя плохо, настолько плохо, что было одно желание – лечь и не двигаться. «Что это со мной? – думал он. – Как будто дурно. Не допил, что ли? Или заболел? Водка плохая? Надо ещё выпить». Алесей пошарил в шкафу, заглянул в сервант. Пусто. Бутылок больше не было. «Надо сходить за новой. Но что-то ноги ломит. Да и снега по колено, чтоб его!», – начинал он расходиться.
– Анька, мать твою! Ты где? – проорал он. Аня вышла из соседней комнаты, где помогала Сашке делать уроки.
– Отвечай! Что за водку ты мне подсунула! Убью! – продолжал реветь Алексей.
– Откуда мне знать! Ты водку сам тащишь домой! – глядя прямо в глаза мужу ответила Аня.
– Что-то худо мне! Надо выпить! Есть где?
– Нету! – отрезала Аня и развернулась к двери.
– А ну стоять! Что ты такая смелая сегодня? Быстро пошла мне за второй! Быстро! – орал Алексей.
Аня накинула платок на голову, надела пальто, сапоги и хотела уже выйти, как вспомнила: «Сашка! Нельзя его оставлять!». Она тихо прошмыгнула мимо Алексея, схватила сына и потащила к выходу. Тот сначала сопротивлялся, ныл, дескать куда тащишь, не хочу. Но мать глазами показала на отца: «Смотри! Останешься – хуже будет!», и тот, вроде, согласился. Пыхтел, но одевался. Аня была уже на улице, а Сашка всё не выходил! «Замешкался? Или отец перехватил?», – переживала Аня. Наконец сын появился. «Шапку не мог найти, – объяснил он. – Пойдём, мама. И к бабушке зайдём. Можем не спешить. Отец уже готов». Сашка заметно повеселел.
Так они и сделали. Сначала пошли в магазин, а на обратном пути заглянули к бабушке. Та сидела одна в темноте. Судя по холоду в доме, печку не топила и навряд ли что-то себе готовила. Но увидев дочку с внуком принялась суетиться.
– Аня, а ничего, что ко мне зашли? Не разозлится? – внезапно испугалась женщина.
– Ничего. Уходили – он уже был пьян. Уснёт скоро.
Чай пили молча. Аня была встревожена, хоть и старалась этого не показывать. Мать чувствовала настроение дочери и переживала, как бы худа не было. Один Сашка болтал – рассказывал несмешные истории про одноклассников да учителей. Громко смеялся и обижался, что взрослые не реагируют на его шутки.
Настало время уходить. Аня долго прощалась с мамой – женщины обнимались, подбадривали и успокаивали друг друга. Саша от нетерпения и усталости уже начал дёргать мать за рукав. Дорога домой заняла больше времени. Сын еле плёлся и бурчал что-то под нос. Аня тащила Сашку, уговаривала идти быстрее, заметно нервничала. Несмотря на вечернее время, вокруг суетился народ, куда-то все бежали, кто-то кричал – женщина ещё больше испугалась. Аня уже то прикрикивала на сына, то умоляла его: «Пойдём быстрее. Что-то случилось. Я чувствую!». Когда повернули на свою улицу, Аня сразу увидела их дом – часть основного здания и весь сарай полыхали огнём. Вокруг столпились соседи и случайные зеваки. Подъехала пожарная машина, за ней скорая и милиция. Небо приобрело красно-серые, кое-где жёлтые и немного белые оттенки.
Дом горел весело и по-мальчишески задорно, словно красовался и хвастался новыми красками. Брёвна громко потрескивали, пламя огня кружилось в загадочном танце, стёкла окон отражали яркие вспышки. В целом картина была помпезной и величественной. Аня поймала себя на мысли, что никогда не смогла бы представить, насколько этот старый захудалый домишко может торжественно и гордо исчезать с лица земли.
Саша испугался. Мальчик уткнулся лицом в мамино холодное пальто и громко всхлипывал. Аня отвела сына к соседям. Те искренне сочувствовали и с готовностью согласились присмотреть за Сашей. Аня вернулась к дому – хотела убедиться, что тот полностью растворился со всеми внутренностями. «А где же он?», – внезапно вспомнила Аня о муже. Лёгкая тень надежды осветила лицо.
К Ане подошёл милиционер – на неё как на хозяйку дома указали соседи. Он принялся быстро задавать вопросы: кто мог быть в доме в момент пожара? Где была она? Исправна ли печь? Не ссорились ли с соседями или ещё с кем? Аня взволнованно оглядывалась и лишь повторяла: «Муж там, муж оставался там!». Милиционер решил пока её не беспокоить – проявил сочувствие. Лишь подтвердил пожарным, что в доме находился мужчина.
Через час пожар потушили или он сам затих, поглотив всё во дворе. Кое-где ещё дымились чёрные поленья, кое-где виднелись слабые почти исчезающие язычки пламени, но было уже понятно, что огню не разойтись, не подняться с былою силой. Ещё через какое-то время – Ане трудно было осознавать происходящее – вынесли завёрнутое тело Алексея или то, что от него осталось. Всё! Конец! Всё!
На Аню смотрело множество любопытных глаз. Кто-то сочувствовал, кто-то ждал рыданий и слёз, кто-то уже предчувствовал долгие пересуды. Аня терялась – не понимала, как ей нужно вести, что делать. Но вовремя прибежала мама. Новость о пожаре добралась и до неё. Она обняла дочь, а та с огромным облегчением спрятала ликующее лицо в маминой одежде. Аня долго так стояла, прижавшись к маме и шепча ей: «Мама, всё! Ты понимаешь, всё!».
На следующий день какие-то официальные службы начали проверки и расследования. Аню вызывали, опрашивали соседей, даже к матери приходили с вопросами. Но вскоре Аня получила бумагу, в которой среди множества слов и непонятных заключений, вынесла для себя главное: «Состояние сильного алкогольного опьянения, неаккуратное обращение с огнём, отравление угарным газом». На этом и была поставлена точка.
Соседи потом рассказали Ане, что сразу после пожара по пепелищу долго ходил какой-то милиционер. «Как будто что-то искал. Заглядывал в обгоревший шкаф, в уцелевший вековой сундук, – делилась наблюдениями соседка. – Злой такой был, пинал вещи и ругался – слышно было даже через окно».
Как разобрали завалы, вывезли весь мусор и оставшийся хлам, Аня решила в последний раз пройтись по двору. «Что же искал тот милиционер?», – всё не могла понять Аня. У них в доме никогда не было ничего ценного. Украшений Алексей не
