Но к удивлению Ани он повёл не домой, а в парк. Купил мороженое – ей и себе. Нашёл укромную скамейку в глубине парка. «Сейчас опять начнёт!», – брезгливо подумала Аня и как можно сильнее сжала ноги. Но Алексей спокойно сидел и ел мороженое. Вернее, как ел – в три укуса проглотил его.

Аня смотрела на Алексея и думала, чего можно ждать от него на этот раз. Взгляд упал на кадык. Большой и острый, он клиновидным камнем выпирал на шее. Аня хорошо изучила Алексея, его привычки, поведение, манеры. И она знала, что особенно активно кадык начинал двигаться и резко выделяться, когда молодой человек злился, выходил из себя. Тогда кадык словно цепной пёс пытался сорваться с места и разорвать всех в клочья. А сейчас он спокойно, как будто свернувшись комочком, лежал на месте и был почти незаметен.

– Я вот что решил, – наконец начал Алексей. – Через три недели поженимся.

Аня смотрела на него и не понимала, о чём это он говорит: «Поженимся? Кто поженится? Это же всё была такая игра, развлечение. И ничего более! Как можно жениться?».

– Ты не бери в голову! – тем временем продолжил Алексей. – Я сам всё устрою. И расходы, кстати, тоже беру на себя!

Молодой человек был явно доволен собой. Он подставлял лицо весенним лучам солнца, жмурился от яркого света и улыбался. Даже тяжёлые черты лица – крупный нос, большой рот с тонкими губами, густые кустистые брови – как будто смягчились и выглядели не так пугающе.

Аня пыталась подобрать слова. Но ничего не получалось. «Как сказать ему, что он сошёл с ума?! Что и в мыслях у меня не было с ним связываться надолго! Я хочу учиться! Не нужна эта свадьба! Смешно! Глупо! Нелепо!», – проносилось в голове. Аню начал бить озноб. Она сидела на лавочке рядом с мужчиной, которого не знала и, конечно, не любила. «Как так получилось, что мне говорит о свадьбе совершенно посторонний для меня человек? Куда подевались мои мечты и планы? Куда делась я сама?», – задавалась вопросами Аня.

– Алексей, так неожиданно, – девушка начала издалека. – Я даже немного растерялась. Но я не хочу замуж. Ты же знаешь, я поеду в Ленинград… – Аня запнулась, – поступать. Я тебе говорила! – голос дрожал, дыхания не хватало. – Я хочу быть врачом. Я не хочу замуж. Прости.

Алексей очень внимательно посмотрел на Аню, а потом засмеялся – громко, как-то по-злому. Неожиданно хохот оборвался. Мясистые пальцы, густо покрытые чёрными жёсткими волосками, схватили девушку за шею. Мгновение – и Анино лицо вплотную соприкоснулось с небритым подбородком Алексея. Изо рта воняло табачным дымом и гнилостью нездоровых зубов. Мутно-серые глаза оставались холодными и неподвижными, зато губы то плотно сжимались, становясь бледными, бескровными, то искривлялись в ухмылке.

– Врачом? В Ленинград? – слюни вылетали из его рта и покрывали Анино лицо. – Кто тебе сказал, что я отпущу? – руки сильнее сжали шею девушки. Вместо лёгкого дыхания слышались хрипы и стоны. – Я сказал – свадьба через три недели. А то… – пальцы надавили на нежную ямочку между ключицами, – … никто не найдёт! Поняла?

Мимо прошла девушка с коляской. Испуганно взглянула на них, потом ускорила шаг и исчезла за поворотом. Алексей наконец отпустил руки. Аня беззвучно плакала.

– Хватит рыдать! – уже спокойным голосом произнёс Алексей. – Со мной не пропадёшь! – ухмыльнулся и поцеловал Аню в губы. Затем залез в карман и достал деньги.

– Вот! Возьми! Купи себе что надо к свадьбе, сшей платье. Делай, как хочешь. Но чтобы всё прилично было. Пусть знают, какую бабу я замуж беру. Завидуют, сволочи!

Аня взяла деньги. Смотрела на них и не могла сообразить, сколько держит в руке. Точно больше зарплаты раза в три. «Вот это да! Какое платье можно сшить!», – Аня успокоилась.

Алексей встал со скамейки и не спеша направился к выходу из парка. Немного погодя обернулся и крикнул:

– Да, забыл сказать. Можешь на свадьбу родителей позвать. И всё. Остальная твоя шушера мне не нужна. Насмотрелся уже.

– А как же Ленка? – крикнула Аня.

– Пошла она… – и Алексей уверенно зашагал по дорожке.

Аня осталась одна. Она смотрела на деньги и ни о чём не думала. Вернее мыслей было много, но никак не получалось собрать их в кучу и выбрать главные. А другие, не столь важные – оставить на потом. Аня потёрла шею, та сильно болела. Пришлось завязать платок повыше, возле самого подбородка, чтобы скрыть следы от хватки Алексея. Разноцветный шёлк невесомой пеленой прикрыл проступающие синяки, которые придётся пудрить и закрашивать до самой свадьбы.

Анна Павловна еле очнулась от воспоминаний. Поморщилась. Как давно, даже во снах, она не возвращалась в дни молодости. Двор был пуст – лишь пару мальчишек гоняли мяч вдалеке. Под окнами лежал мусор – одноразовые стаканчики, бумажные салфетки, разноцветные ленточки и праздничная шелуха – свидетельства утреннего свадебного переполоха. Разболелась голова. Анна Павловна захотела прилечь, отдохнуть. Но не получилось. Домой вернулся сын. Чаще всего он валялся дома, перед телевизором. Но иногда выходил и где-то шлялся по району. Чем занимался – не говорил. Да Анна Павловна и не спрашивала. Устала. Устала от переживаний, а может и правды боялась.

– Мать! Что поесть? – знакомый бас раздался на кухне. – Я устал.

– В холодильнике! Сам поищи! – резко ответила Анна Павловна и закрыла дверь в комнату. Сил не было слушать раздражающее шебуршание сына.

Анна Павловна лежала в кровати. Приятно пахло домашними цветами и летней зеленью. Лёгкий ветерок озорно заигрывал с занавесками. Старушка завернулась в тёплые объятия одеяла и спокойно уснула.

Аня пришла в себя только у новоиспечённого мужа дома. Всю свадьбу она пребывала как в тумане. Ей казалось, что этот пьяный разгул видит лишь со стороны. Не её жених, не её гости. Она спит? Смотрит кино? Алексей заказал лучший в городе ресторан. Позвал гостей. Она никого из них не знала. Одинаковые лица… Мужчины… Женщины… Красные, хмельные… Пляшут, кричат… Это ужасное слово «Горько!». Кто его выдумал? Для чего? Кому на потеху? Аня каждый раз вздрагивала, когда гости в пьяном угаре поднимали замасленные стопки, стаканы, фужеры и надрывались, словно стараясь перекричать друг друга, словно существовало негласное соревнование, кто громче, кто чаще, ухнет «Го-рь-ко!». Лишь родители её, чужие на празднике, тихо сидели в сторонке. Тарелки были пусты. Ножи и вилки, нетронутые, лежали на местах. Мама то и дело промакивала уголки глаз чёрным платком. А отец положил голову