Врач был во дворце, он прибыл буквально несколько минут назад и просил срочной аудиенции, так что дальше уже все было в его руках. Я поинтересовался, что это было за послание, раз my mom так разволновалась. Но тут начались странности. Бетти утверждала, что на столе был пустой конверт без подписи, но с личной печатью Михаила, а вот самого письма не было.

– Мне кажется, что ее величество сожгла послание.

– Почему?

– Она лежала так, как будто шла от камина… Но в камине я не увидела остатков письма, сначала было не до того, а потом…

И Беатрис начала снова плакать. Пришлось прижать ее к себе и утешать. Бедная девочка. Я уже понимал, что случилось непоправимое. Я хорошо знаю этот вид доктора Дженнера. Точно так он выглядел и вел себя, когда умирал отец. Потом вышли доктора, и сэр Уильям подтвердил, что шансов на выздоровление нет. Ее величество пришла в себя, но может только открывать глаза и имени своего не помнит… У нее отняло полностью правую часть тела и память, она не разговаривает, увы, даже то, что Дженнер оказался рядом и смог оказать посильную помощь, не спасло mother. Ей осталось несколько дней жизни. Не более того. Врачи, как всегда, ошибались, Виктория протянула еще почти два месяца, самые тяжелые месяцы в моей жизни! Она ушла из жизни 9 мая 1880 года.

А в тот роковой день я закрылся в своих покоях в Букингемском дворце, попросив оградить меня от соболезнований царедворцев. Мне надо было собраться с мыслями. Осознание того, что предстоит взойти на трон, меня как-то выбило из колеи. Я был уверен, что это случится, но не сейчас, намного, намного позже.

Увы, ко мне смог пробиться финансовый секретарь ее величества, Генри Понсонби. Ну, это не удивительно, с его-то гренадерским ростом! Он был доверенным лицом моего отца, подполковником, фактически командовал гвардейским гренадерским полком, шефом которого и был принц-консорт. Генри сражался в Крыму и проявил себя более чем достойно! Он показал себя не только хорошим военным, но и отличным администратором, недаром my mama ввела его в Тайный совет. Он сказал, что имеет сообщить мне нечто сверхважное, предназначенное для весьма узкого круга лиц. К полуночи эти лица собрались в моем кабинете, я же постарался сделать все, чтобы наш разговор не оказался подслушанным. Поэтому разговор происходил не в гостиной и не в кабинете, а в спальне – угловой комнате, в безопасности которой я не сомневался. Довольно странным был состав приглашенных лиц: кроме самого Генри были еще один из лидеров консерваторов в парламенте, Генри Рейкс, молодой политик-консерватор, член Тайного совета лорд Джордж Фрэнсис Гамильтон и еще один сравнительно молодой политик, капитан гренадеров и контролер домашнего хозяйства Хью де Грей Сеймур, граф Ярмут. Ровно в полдень явился еще один человек, которого я ожидал увидеть меньше всего: адмирал Горнби. Но то, что рассказал адмирал, было еще более невероятным, чем его появление в моей спальне! Я долго не мог прийти в себя от такого рассказа. Генри Понсонби поблагодарил адмирала за информацию и попросил оставаться у себя, после чего проводил из моих покоев.

– Насколько обвинения русского царя имеют основания? – сумел я задать вопрос, когда немного пришел в себя.

– Абсолютно точно имеют, – подал голос граф Ярмут. – Есть документы, которые это подтверждают. В том числе финансовые.

– Главный вопрос: имеются ли у русских неопровержимые доказательства нашего вмешательства, или это было блеф? В зависимости от этого можно строить стратегию нашего противодействия противнику, – это вступил в разговор Рейкс, всегда осторожный политик. Иногда слишком осторожный. Но поэтому он и здесь.

– А еще не помешало бы узнать, не блефует ли адмирал. Например, прикрывает свою задницу из-за кронштадтского провала? – это уже снова я спросил.

– Это маловероятно. Репутация Горнби весьма высока, – ответил лорд Гамильтон.

– Сир, адмирал назначил встречу через врача ее величества еще до того, как произошел несчастный случай, он не знал, прочитала королева письмо или нет, и хотел предотвратить это. Хотя мотив был не только забота о здоровье ее величества, ведь он просил Дженнера ехать во дворец, но и предупредить королеву от необдуманных резких поступков. И он не знал, что письмо уничтожено, просто не мог знать!

– Вы убедили меня, сэр Генри. И прошу вас, я еще не король… если есть хоть какая-то надежда, я буду молиться, чтобы матушка выздоровела. Если же мне придется надеть на себя корону, надо понимать, что нам делать? Это ведь ультиматум. У царя хватит золота, чтобы объявить охоту на всю нашу семью. И людей, чтоб это исполнить. Как вы оцениваете его угрозы, господа?

– Именно как угрозы, ваше королевское высочество. Это пощечина, вызов, русский царь бросает нам перчатку. Прекрасно, что письмо сгорело. Надо, чтобы слухи об этом распространились как можно быстрее, – высказался Рейкс.

– Вы правы, сэр Генри, я бы добавил следующее действие: отправить к императору Михаилу нашего посланника. Так и так, не понимаем, из-за чего произошли недоразумения между нашими государствами, ее величество вот-вот преставится, давайте начнем все с чистого листа. Тогда станет ясно, блефует Михаил или нет. Его угроза означает начало мировой войны… И Россия не выстоит против коалиции всех европейских держав. Нам необходимо время, и его надо выиграть! – Это уже вступил в роль второй Генри – Понсонби.

Ну что же, а пока матушка находится в столь плачевном состоянии, мне надо определить способность империи к войне с Россией. Конечно, на море… на суше пусть воюют другие!

Часть третья

Дело-то семейное

Семья – это не те, кто тебя балует и следует всякому твоему капризу. Это те, кто сражается за тебя и за кого сражаешься ты.

Фраза из фильма

Глава первая

Семейные разборки

– Где ты был?

– В лесу!

– Что ты там делал?

– Я хотел сразиться с бешеным медведем.

– Зачем?

– Чтобы отдохнуть от домашних дел, дорогая.

Евгений Львович Шварц. «Золушка»

Санкт-Петербург. Новомихайловский дворец.

19 марта 1880 года

ЕИВ Михаил II

Сегодня мне предстоит тяжелый разговор. С кем? Со старшим братом, Константином. Он достаточно поправился для того, чтобы мог выговориться. Я долго раздумывал, что с ним делать, ибо, по меткому выражению товарища Сталина, не бывает чисто белых и чисто красных, люди состоят из оттенков, в них всего намешано. Вот и он таков.

Надо сказать, что кроме интриги Николая