— Лады. Я провожу вас. Только сперва карманы выверните. К Костлявому с оружием нельзя.

— Хорошо, — согласился некромант.

Нам пришлось продемонстрировать пустые карманы и потерпеть секунд тридцать, пока оборванцы охлопывали наши штаны в поисках спрятанного оружия. Такового не оказалось, поэтому бедолага с сальными волосами призывно махнул рукой и повёл нас вглубь катакомб.

Свет ему был не нужен. Он шёл по подземелью увереннее, чем наркоман к ломбарду. А вот мы с Марком постоянно спотыкались: то об булыжники, выпавшие из кладки, то об мусор или кости каких–то мелких животных.

Благо, хоть иногда на стенах чадили и потрескивали масляные факелы. Они служили чем–то вроде островков цивилизации. В пятнах дрожащего света собирались нищие, которые провожали нас мутными взглядами.

И чем дальше мы шли — тем больше вокруг становилось местных обитателей. Они приглушённо бормотали в полутьме, надсадно кашляли, истерически хихикали и пропитыми голосами обсуждали насущные проблемы.

Мне была известна история этого места. Сюда стекались все отбросы общества или просто несчастные, которым больше некуда было пойти. А вот раньше, пару веков назад, эти подземелья служили местом погребения горожан. Они в те времена во множестве гибли от чумы, свирепствующей в Велибурге.

И как раз сейчас наш провожатый привёл меня и Марка к началу анфилады небольших залов. Я тут же увидел продолговатые горизонтальные ниши в стенах. И в этих нишах красовались остатки рассыпавшихся в труху гробов. Они больше не скрывали пожелтевшие от времени человеческие кости. Правда, сейчас некоторые ниши оказались заняты гражданами катакомб. Они устроили в них свои лежанки.

Мы с Марком двинулись мимо них, не отставая от долговязой фигуры проводника.

Внезапно некромант мрачно прошептал, глядя на местных обитателей:

— Будучи юнцом, я прожил здесь пару лет и за всё это время так и не обошёл всех катакомб. А ведь практически в каждом уголке подземелья кто–нибудь да живёт. Представляешь, какое количество несчастных здесь обитает? Дети, калеки, старики, гадалки, проститутки… Всех и не перечислить.

— Твоя правда, — согласился я и покосился на незрячего скособоченного дедка.

Он в числе прочих оборванцев сидел подле костра и берцовой костью помешивал густое варево, плещущееся в закопчённом чугунке, висящим над огнём. От варева неаппетитно воняло какой–то тухлятиной, а на поверхности плавали волосы. Уж не людоеды ли эти ребята? Может, они готовят солянку из селянки? Ох, лучше мне этого не знать.

Я передёрнул плечами и постарался не смотреть по сторонам. Но взгляд сам выхватывал из полутьмы сгорбленные силуэты. Так мне довелось увидеть стайку чумазых босоногих детей. Они с криками гнались за крысой. А ещё я обратил внимание на скрючившегося на картонке старика. Рядом с ним лежала худющая дворняга с голодными глазами и выпирающими рёбрами.

В какой–то миг такие картины заставили меня выдохнуть:

— Их бы всех в богадельню. Да по всей Империи не сыщется столько специализированных учреждений.

— То–то и оно, — мрачно проронил Марк, расслышав мои слова. — И ведь многие из них не виноваты, что оказались здесь. Промышленная революция породила тысячи таких бедолаг. Их безжалостно вышвырнули с работы, заменив станками. И я отчасти понимаю луддитов, кои выступают против внедрения механизмов в промышленность.

— Автоматизацию процессов не остановить, — заметил я.

— Согласен, — кивнул некромант. — Но хотя бы детский труд надо запретить. Ведь многие фабрики берут на работу детей. Им не нужно платить как взрослым, а обращение со станками не требует особых навыков и силы. Вот дети в поте лица и трудятся по восемь–десять часов. А отсюда недоедание, рахит и прочие болезни.

— Угу, — угукнул я и глянул в спину нашему провожатому.

Он повернул в боковое ответвление и повёл нас по пустому узкому коридору.

Вскоре мы упёрлись в побитую ржавчиной железную дверь. Она оказалась покрыта свежими рунами, отпугивающими бесов. И возле неё горел факел да стояла парочка более–менее прилично одетых мужиков с небритыми рожами и безжалостными волчьими взглядами. У одного из них был шрам на щеке, а у второго — металлические зубы. Первого я мысленно сразу же нарёк Шрамом, а второго Зубастиком.

И как раз второй грубо ткнул пальцем в грудь нашего провожатого и процедил:

— Ты кого привёл?

— Этот тот самый, о котором говорил Костлявый, — робко произнёс бедолага и кивнул на Марка.

— А какого беса ты притащил сюда второго?! — рявкнул Зубастик на нашего провожатого.

Тот втянул голову в плечи и испуганно проблеял:

— Он не хотел идти без него… вот я и… подумал…

— Кто тебе велел думать, шаромыжник?! В следующий раз сперва Костлявому доложи. Он тут решает. А сейчас проваливай отсюда! — наорал на него урод и отвесил смачного пинка повернувшему доходяге.

Тот от удара упал навзничь, через секунду лихорадочно вскочил на ноги и под гогот бандитов вприпрыжку помчался прочь.

После этого отсмеявшийся Шрам демонстративно положил руку на револьвер, заткнутый за пояс.

Зубастик же прохрипел, угрожающе глядя на нас:

— А теперь вы… Снимайте капюшоны. Кого ты там, толстяк, приволок с собой? Мамку?

Мы синхронно обнажили головы. И не успел Марк ответить, как в глазах Шрама мелькнуло узнавание.

А спустя миг он выдохнул простуженным голосом:

— А я тебя знаю… ты этот… Виктор… с Петькой Сиплым одно время в корешах ходил.

Некромант удивлённо покосился на меня, а я с лёгкой улыбкой произнёс:

— Грехи молодости. Где Костлявый? Мы решили почтить его визитом даже раньше положенного срока.

— Там, — кивнул Зубастик на дверь. — Но ты останешься здесь. А толстяк пущай идёт. Шуршарики же принёс?

— Принёс, — кисло сказал Марк и хотел подойти к двери, но его сперва обыскали, а лишь затем решили допустить к комиссарскому телу.

Зубастик со скрежетом открыл толстую дверь. И я увидел, что за ней скрывалась небольшая полутёмная комната с ещё одной дверью. В помещении витали звуки губной гармошки, которые тотчас заставили меня скривиться.

«Музыкант» играл хорошо. Очень хорошо… Прям самое то для изощрённых акустических пыток. Он сидел на бочке. А рядом с ним за деревянным столом играли в карты два короткостриженых амбала. Между ними стояла толстая оплавленная свеча. И её пляшущий огонёк освещал два лежащих на столе револьвера и кучку измятых, засаленных купюр.

Зубастик с живым интересом покосился на игроков, но говорить ничего не стал. Он вместе с Марком молча проник в комнату и закрыл за собой дверь.

Я же остался в коридоре наедине со Шрамом. А тот неожиданно прогудел:

— Ходит слушок, что Петьку на той неделе пырнули заточкой. И с тех пор его не видать. Можа, сдох где?