Это просто непостижимо! Непостижимо! Весь мой мир медленно сползал в пропасть. Стоя в тесном затхлом туалете рядом с полуобнажённым Винценцем, я не могла думать ни о чём другом.

Так, значит, это Ханна Рудерер была с папой на свидании. И вовсе не потому, что они как-то связаны с текстовым прыжком Винценца, а потому, что они влюблены друг в друга! Мне это и в голову не приходило, когда я читала сообщения от Ханны. Даже Джетти меня уже не особенно удивляла, но Ханна Рудерер? Разве папа так хорошо её знает, чтобы всё пришло… к этому? Да когда ж они успели?! Неужели на том мероприятии? Или они начали встречаться ещё раньше? И что это теперь значит для меня? Неужели она скоро к нам переедет? И мне придётся каждый день наблюдать, как она пишет дрянные любовные сцены? О боже!

Мне вдруг очень захотелось куда-нибудь сбежать. Прямо сейчас. И неважно куда, лишь бы подальше отсюда. Бежать и не оглядываться.

Я уже хотела поднять защёлку, но тут вдруг поняла, что никуда я не сбегу. Я же не могу оставить Винценца, поскольку мы связаны.

А Винценц, судя по всему, не собирался никуда убегать и выглядел вполне себе невозмутимым. Неужели вся эта история оставила его равнодушным?

Тут ещё откуда-то издалека послышалась громкая музыка, которая всё приближалась. Всё, теперь о побеге точно можно забыть.

Постепенно можно было различить обрывки отдельных слов из играющей песни.

– Это ещё что?

Винценц скрестил руки на груди.

– Если я не ошибаюсь… это группа Beatles. Композиция Don’t let me down. Кстати, любимая песня Ханны Рудерер, которую она всегда слушает, когда пишет страстные любовные сцены. Пожалуй, очень подходит, как считаешь? – Он напел несколько строчек.

– Ты наизусть её знаешь? – удивилась я.

Винценц небрежно махнул рукой.

– Книжные персонажи могут впитывать некоторые привычки своего автора, особенно если это происходит непосредственно во время того, как автор пишет. Меня эта песня просто с ума сводит. Ханна ведь очень часто слушала её, когда описывала мою гибель.

– Я думала, она слушает её, когда описывает страстные любовные сцены.

– Ну, интерпретируй это, как хочешь.

Музыка уже звучала так близко, как будто кто-то решил проиграть свои старые пластинки прямо рядом с туалетным домиком. Я прислушалась и поняла, что песню немного перекрывает шум мотора. Затем вдруг стало тихо. Через полминуты хлопнула дверца машины.

Я не выдержала. Довольно с меня этой неопределённости, я хочу знать, что происходит. Я выскользнула из туалета, чувствуя, как Винценц неодобрительно на меня смотрит, и на цыпочках прокралась к садовой ограде.

Я осторожно отодвинула ветви живой изгороди. На дорожке остановился ярко-красный кабриолет с бежевыми кожаными сиденьями, из которого вышла Ханна Рудерер. Волосы у неё сильно растрепались, только огромные солнцезащитные очки убирали с её лица отдельные пряди. На ней были простое тёмно-синее летнее платье и розовые мокасины.

Она бросилась к входной двери и уже собиралась нажать на звонок, когда сзади ко мне подошёл Винценц.

– Говорил же – это любимая песня Ханны Рудерер. Зато нам больше не нужно её искать, она сама нас нашла.

Да, здорово. Только, к сожалению, я не могу сейчас разделить радость Винценца.

Я поспешно втолкнула его обратно в туалет и снова заперла дверь на защёлку. Теперь побег точно отменялся, мы даже из сада не могли выйти незамеченными.

Но вот послышались голоса.

Папа, конечно, уже заметил свою тайную пассию и взволнованно спросил:

– Что ты тут делаешь, Ханна?

Я не расслышала, что ответила ему наша нежданная гостья, поэтому прижала ухо к деревянной двери и, прищурив глаза, заглянула в щель между досками.

Но различала лишь размытый силуэт папы, Ханна Рудерер стояла напротив него. Они, похоже, прятались – и именно у того угла дома, где недавно стояла я.

– Ханна, дело не только в Эмме! Пожалуйста, давай не будем спешить. Здесь мои родители. – Он таким тоном произнёс последнее слово, точно опасался, что случайно может вызвать злого демона. Ничего себе! Неужели папа в свои тридцать девять боится познакомить родителей с новой подругой?

– Моя мама просто женская версия агента ноль-ноль-семь на пенсии, – продолжал тем временем папа. Ха! Значит, меня он за это же выражение две недели назад отругал, а теперь сам называет так бабулю Фриду.

– Мне всё равно, – прошипела Ханна Рудерер. – Что значит «не будем спешить»? Ты меня уже три месяца скрываешь от своей семьи. Ты что, стыдишься меня?

ТРИ МЕСЯЦА?!

Я ушам не могла поверить. Неужели папа три месяца скрывал от меня отношения с этой тёткой, с этой слащавой пустышкой? Я только головой покачала. А мне-то всегда казалось, что папа совсем не умеет хранить секреты. На деле он был в этом просто непревзойдённым мастером.

– Конечно, нет, Ханна! Что ты такое говоришь? Я же тебе всё объяснил. Эмме понадобится время, чтобы это принять, она же подросток и ведёт себя как подросток…

Ну очень мило с папиной стороны, спасибо большое.

Если зрение меня не подводит, сейчас папа взял Ханну Рудерер под руку.

– Мы ведь собирались вместе поехать на твоё октябрьское мероприятие. Эмма и сама неожиданно захотела. А до этого я бы всё ей рассказал. Что тебя вдруг так взволновало?

Ах! Так вот что за план был у папы и Ханны Рудерер. Папа, конечно, понятия не имеет, что теперь мне уже не нужно на это мероприятие, поскольку неожиданно нашёлся другой способ связаться с Ханной.

– Тогда к чему эти сообщения? – всхлипнула Ханна Рудерер. – «Я не уверен, что план сработает»? «Давай всё ещё раз обсудим»?

Вот чёрт! Что же я наделала? Я в панике прижалась спиной к двери. Сердце стучало громче африканских барабанов.

– Погоди, что? – услышала я папин голос. – Ханна, о чём ты говоришь? Какие сообщения?

– Да твои же! – запальчиво крикнула Ханна Рудерер.

Вот и всё, настал мой последний час.

– Папа узнает, что я брала его мобильник, – в отчаянии прошептала я.