– Нет, нет. – Голос Винценца звучал уверенно. Он положил руку мне на плечо, но меня это, к сожалению, совсем не успокоило. – Эмма, расслабься. Мы должны действовать благоразумно. Дай-ка мне телефон.

– Зачем?

– Доверься мне.

Я отрицательно помотала головой.

– Нет.

– Эмма. У тебя есть идея получше?

Чёрт возьми. Нерешительно я протянула ему телефон, хотя и боялась, что потом пожалею об этом (достаточно вспомнить о мокрой книге и Мистере Мёрфи).

– Вот и хорошо. – Винценц посмотрел на меня. – Урок номер один: улики нужно устранить. Нет улик – нет и преступления.

– Улики? – рассеянно переспросила я.

– Да. Например, эту улику. – С этими словами Винценц спокойно бросил папин (невероятно дорогой!) смартфон в туалетную дырку. Раздался глухой всплеск, затем шипение.

И тишина.

При других обстоятельствах я бы бросилась посмотреть, что он натворил и можно ли ещё всё исправить. Но из-за запаха я всё же предпочла держаться подальше и осталась на месте, лишь в ужасе прижимая ладонь ко рту.

– Винценц!

Наверное, сейчас самое время подумать, чем я буду заниматься во время своего домашнего ареста до своего восемнадцатилетия. А я не сомневалась, что именно это меня теперь и ждёт. Стоит потратить время с пользой. Интересно, папа разрешит Леоне меня навещать?

– Я же говорил, зови меня Винц, – сказал Винценц. Он опустил деревянную крышку. – И нам не придётся ничего доказывать, если, конечно, ты не начнёшь всё усложнять.

Я ещё и усложняю? С удовольствием отвесила бы ему звонкую пощёчину, но приближающиеся шаги по гравийной дорожке меня остановили.

– Эмма! Валентин! – услышала я папин голос прямо у двери туалета.

– Тсс. – Я прижала указательный палец к губам, чтобы Винценц не шумел и не выдал себя. Он молча кивнул. По крайней мере, тут мы согласны друг с другом.

И всё бы было хорошо, но тут я почувствовала, как что-то скользнуло по моему затылку. Похоже, паутинка. На потолке их много. Я хотела убрать её и протянула руку… Когда же я поняла, что теперь это «что-то» ползёт у меня между большим и указательным пальцами, я уже не могла молчать.

– А-а-а-а-а! – с криком я рванулась вперёд, прямо в объятия Винценца.

Паук был размером с мячик для гольфа, а на длинных тонких ножках можно было различить щетинистые волоски. Чем дольше я смотрела на это чудовище, тем крупнее оно казалось. Я энергично потрясла рукой, и, наконец, это мерзкое создание упало на пол где-то за унитазом. Гадость какая! Вот и ещё одна причина не ходить в этот туалет.

Винценц вдруг рассмеялся, и я только сейчас осознала, как крепко я в него вцепилась.

– Ох, ещё бы чуть-чуть, и он бы сожрал тебя с потрохами. Какой ужас!

– Очень смешно. – Я смущённо отступила назад. Щёки просто пылали.

– Не бойся, я бы этого не допустил. – Винценц вдруг мягко улыбнулся и посмотрел мне прямо в глаза. – Никогда.

И вот это случилось. Всего одно слово. Но именно оно поразило меня в самое сердце.

И время снова остановилось.

Я так хотела ещё раз его поцеловать, хотя понимала, что не должна этого делать. Но можно же допустить небольшое исключение. Совсем крошечное. Например… сейчас.

Я подалась вперёд. Ближе. Ещё ближе. Ещё немного…

Но тут в дверь постучали.

– Что вы там делаете? – спросил папа.

Я пошатнулась. Пора возвращаться в реальный мир.

А ведь мы почти поцеловались. В затхлом, душном туалете.

Мы действительно были так близко. Хотя не должны были этого делать! И раз уж я поддалась своим слабостям, неужели не могла выбрать более романтичную обстановку?

– Э-э, ничего, – пробормотала я, дико потирая разгорячённые щёки. Винценц тоже сделал шаг назад. Вздохнув, он провёл рукой по волосам.

Вовремя всё-таки папа нас остановил. Мы оба должны радоваться, что не сделали глупость… но я всё равно была в отчаянии. Ведь всё казалось таким логичным и правильным, почему же это глупость?

– Всё в порядке, Эмма? – снова спросил папа.

Нет, я так не думаю. Я даже не была уверена, жива ли я. Разве сердце живого человека может так болеть? Кажется, что рано или поздно оно точно разорвётся.

Я не смотрела на Винценца, когда подняла защёлку и высунула голову из-за двери.

– Конечно, пап, почему ты спрашиваешь?

Тут же в глаза мне бросилась Ханна Рудерер, выглядывающая из-за его спины. Вблизи она выглядела довольно убого. Веки у неё припухли, как будто она рыдала часа три без остановки.

На миг мне стало её жаль.

А потом я вспомнила, что они с папой скрывали от меня правду ЦЕЛЫХ ТРИ МЕСЯЦА. И на вечере какой-то дурацкий спектакль разыгрывали. Нет, незачем мне её жалеть.

– Здравствуйте, госпожа Рудерер. Что вы тут делаете?

– Привет, Эмма, – напряжённо ответила Ханна Рудерер. – Пожалуйста, зови меня просто Ханна. Мы с твоим отцом хотели бы кое-что рассказать тебе. Не так ли, Корнелиус?

Папа вздохнул.

– Да… Верно… Валентин с тобой? Мне показалось, я слышал его голос.

– Э-э-э… – Я быстро выскользнула из туалета. – А что вы хотели мне сказать?

Папа мягко отодвинул меня в сторону и открыл дверь.

Я слегка пожевала губами, когда Винценц вышел в сад.

Папа вскинул брови, но ничего не сказал и бросил беглый взгляд на Ханну Рудерер.

– Мы хотели тебе объяснить, почему Ханна сейчас здесь.

Та радостно посмотрела на него.

Папа посмотрел на неё с неменьшим обожанием.

А мне стало тошно.

– Ну и почему же?

– Не здесь, – снова запнулся папа. – Давайте лучше…

Ну сколько же можно!

– Не нужно, я давно это знаю. Вы тайно встречаетесь, – выпалила я. – Чёрт возьми, пап! Почему ты сразу не мог сказать мне об этом? И долго это продолжается?

Я, конечно, знала, что встречались они три месяца. Но не стоило выдавать себя с головой.

– Морковка, но как… Откуда ты…

– Скажешь, я не права? – Я воинственно посмотрела на него.

– Я бы не сказал, что мы встречались тайно, – оправдывался папа. – Мы просто хотели дать тебе время, подготовить тебя…

Я развела руками.

– Вообще-то, если ты что-то скрываешь, это называется «тайно»! А если ты хотел дать мне время, надо было сначала сказать, на что ты даёшь мне это время!

– Малышка моя, – обеспокоенно проговорил папа. – Я просто… Я не знал, как тебе сказать. Не хотел перегружать тебя. Мы с Ханной познакомились весной. Помнишь, когда я уезжал по делам на выходные?