прежде, широкой спиралью поднималась наверх. Стальные поручни срезали, но он не обратил на это внимания. Впервые на его памяти на лестнице не пахло кошачьей мочой, теперь запах представлял собой влажный букет из золы и плесени. Стараясь не отступать далеко от стены, он поднялся на второй этаж. Каменные плиты над его головой, опирающиеся на стены коридора и лестничной клетки, по-прежнему держались на своем месте. Он находился в самой сердцевине здания, нетронутой огнем, от квартир же справа и слева мало что осталось.

Еще один лестничный пролет. Он стоял у двери собственной квартиры. Вот только самой двери – он еще помнил, как был горд собой, когда наконец ошкурил и перекрасил ее, – уже не было. Пустой проем, приглашающий к смертельному прыжку. Потолок исчез, наверху свистел ветер, донося слабые отголоски уличных звуков. Маклин не обращал на них внимания, он стоял у порога, не имея возможности войти, и вспоминал, что здесь было раньше.

Полированный деревянный пол, слегка рассохшийся и скрипучий. Вешалка у входа в ванную. Чулан с причудливой конструкцией потолка, позволявшей уличному свету проникать внутрь. Дверь направо, на кухню, выходившую окнами на крошечный неухоженный садик за домом. Рядом – его спальня, где он хранил весь свой гардероб; запонки остались от отца, свадебное фото в серебряной рамке на комоде – от матери. Еще три комнаты окнами на улицу. Вторая спальня, где в самое тяжелое время после развода нашел пристанище Ворчун; до него спальню занимал Фил, его лучший друг, они тогда делили квартиру. Следом кабинет – шкафы, набитые бессмысленной перепиской и прочей дребеденью, компьютер, который он почти никогда не включал, полки с книгами, которые он уже никогда не возьмет в руки.

И наконец гостиная. Резной потолочный бордюр, камин, широкое створчатое окно. Встроенный шкаф – он снял с него дверцы и расположил внутри в строгом алфавитном порядке свою коллекцию звукозаписей. Удобное кожаное кресло, доставшееся ему практически даром на распродаже подержанной мебели. Усилитель с колонками – этот, напротив, безумно дорогой.

В нем проснулись воспоминания о прожитых здесь счастливых днях. Здесь был его дом. Он как наяву слышал голос Фила, не в лад распевающего песни в ванной; видел студенческую компанию, под красное вино на кухне глубокомысленно рассуждающую о перспективах когнитивной терапии и о том, кто именно виноват в распаде любимой рок-группы. Он видел, как Керсти, завернувшись в полотенце, выходит из его спальни и босиком шлепает в гостиную, чтобы включить музыку. Она ставит что-то классическое – он не может с ходу распознать, что именно, – возвращается к спальне. Полотенце падает на пол, обнаженная Керсти шагает за дверь, в темноту.

И он видит ее на кровати. Ни одеяла, ни простыни, только грязный старый матрац, из протертых углов которого торчат острые пружины. Ее руки прикованы наручниками к спинке кровати в страшно неудобной позе, ноги раздвинуты – любители порнографии дорого дали бы за такой возбуждающий кадр. Грудь не движется, кожа бледная, как луна в декабре. Разметавшиеся волосы, как огромный траурный нимб.

От накатившего головокружения Маклин чуть было не рухнул в бездну за порогом. Он ухватился за обгорелые остатки косяка, почувствовал, как дерево крошится и подается под его весом. Инстинктивно отшатнувшись, он упал на бок и откатился назад, оказавшись в опасной близости от отсутствующих ныне перил. Маклин ползал по лестничной площадке, пока не нашел твердую опору в виде стены. Здесь он свернулся в клубок, прижав колени к груди, и попытался изгнать из головы чудовищное видение.

Было слышно, как где-то вдали всхлипывает маленький мальчик. Он не сразу понял, что плачет он сам.

38

Рождественским утром в управлении стояла тишина, словно в церкви. Маклин чуть не опоздал. Он не очень хорошо себя чувствовал, хотя было ли тому виной вчерашнее пиво или шок от посещения пожарища, сказать трудно. В любом случае, он еще способен работать в таком состоянии.

По сравнению с ним констебль Макбрайд смотрелся раз в десять хуже. Маклин обнаружил его сгорбившимся за столом и устало глядящим в ноутбук.

– Доброе утро, констебль. С Рождеством! – Маклин постарался произнести это негромко, но юный констебль все равно поморщился при звуке его голоса:

– Было бы с чем поздравлять, сэр.

Призадумавшись на мгновение, Маклин согласился:

– Тоже верно.

Он взял стул и присел рядом с констеблем.

– Разве вы вчера из паба не по домам отправились?

Макбрайд медленно повернул голову – бледный лоб покрывала испарина – в его сторону:

– Я собирался, сэр, но Кер… сержант Ричи зазвала нас в гости. Сказала, что ей нужна помощь, чтобы прикончить бутылку текилы. Кто ж знал, что она ее даже еще и не начинала!

Маклин с ходу не сообразил, обижаться ему, что остался за бортом импровизированной вечеринки, или благодарить судьбу, но обдумать этот вопрос не успел. Дверь распахнулась, и предмет его раздумий появилась на пороге с подносом кофе. Как всегда, Ричи выглядела подтянутой и аккуратной; если она и пила вчера текилу, это было незаметно.

– Вы уже здесь, сэр? С Рождеством! – Ричи улыбнулась и поставила поднос на стол.

Помимо кофе на нем был и бумажный пакет, и Маклин изумился – неужели рано утром в Рождество где-то можно купить завтрак? Или она приготовила на всех у себя дома? Впрочем, какая разница, сразу же решил он, как только Ричи развернула пакет и оттуда запахло жареным беконом.

– Только не говорите, что там не хватит на всех! – воскликнул он умоляюще.

– Не беспокойтесь, сэр, можете взять мою порцию, – вмешался Макбрайд, побледневший еще больше, когда Ричи протянула ему кофе и раскрытый пакет.

– Спасибо! – Маклин схватил добычу и отвернулся в сторону от Макбрайда, чтоб совсем не доконать беднягу. – А Ворчун уже здесь?

– Он в столовой, вместе с констеблем Джонсоном собирает остальную группу. Но мы можем начать и без них. – Ричи вернулась к столу и взяла с него стопку листков. – Я разбила список на две части. Сотрудники, которые постоянно работают с хранилищем, где были ключи, и все остальные.

Маклин быстро просмотрел первый список, радуясь, что он оказался не таким уж и длинным.

– Отлично. Делимся на пары, – распорядился он. – В каждой – один детектив и один полицейский констебль. Повезет, так к обеду всех опросим.

– А если кого-то не застанем? – уточнила Ричи.

– Вернемся завтра.

– А если они потребуют не портить праздник? – Это уже Макбрайд, который сжимал в руках дымящийся бумажный стаканчик с кофе и жадно втягивал носом пар.

– Скажешь, что если кто здесь и на