каменном полу, свисала веревка. Окинув ее взглядом, Маклин увидел на камнях кровь. Его зрение наконец-то подстроилось под резкий свет, и он понял, что одеяло вовсе не было темно-коричневым. Вернее сказать, не всегда было.

– Назад! – скомандовал он Ворчуну, одной рукой по-прежнему прикрывая рот, другой – указывая на лестницу, по которой они только что спустились.

Сержанту не потребовалось говорить дважды. Они поднялись по лестнице, теперь уже заботясь совсем не о безопасности, а лишь о том, чтобы ненароком не потревожить улики. Маклин убрал руку от лица, только снова оказавшись в коридоре, где воздух был относительно свеж.

– Срочно вызываем криминалистов! – Он полез в карман за телефоном.

Из глубины подвала следом за ними, лениво жужжа, вылетела большая зеленая муха.

36

– Ты хоть чувствуешь, как они сейчас ненавидят тебя, Тони?

– А? Что ты сказала? – Маклин вышел из ступора и обнаружил перед собой миниатюрную фигурку Эммы Бэйард.

В отличие от него, Эмма, похоже, вовсе не страдала от похмелья после вчерашнего вечера в пабе. На ней были идеально белый комбинезон, боты и шапочка, с которыми резко контрастировал дорогого вида черный фотоаппарат, свисавший с шеи на широкой лямке.

Они стояли посреди лавки Андерсона, где пара техников, тоже все в белом, обрабатывали поверхности в поисках отпечатков пальцев – которых, к слову, была масса. Хотелось надеяться, что Ричи уже связалась с аукционистами и составила список сотрудников, вывозивших книги. Вряд ли один из них окажется убийцей, это было бы чересчур просто, но теперь нужно собрать у них отпечатки, чтобы исключить из дальнейшего рассмотрения. А также и у сотрудников юридической фирмы, в чьем ведении дом находился, пока Андерсон был в тюрьме. И у всех остальных, кто имел сюда доступ в последние десять лет.

– Ты меня вообще слышишь?

– Прости, Эм. У меня голова сейчас совсем перегружена. – Потом до него дошло, что она сказала. – А за что это они меня ненавидят?

– Да за то, что завтра Рождество! В рождественские праздники никто не занимается раскрытием преступлений, это неписаный закон.

– Ну, тут уж извините. Во всяком случае, в праздники платят повышенные сверхурочные.

Эмма что-то неодобрительно проворчала в ответ и направилась к выходу.

– А наверху вы что, уже закончили?

– Наверху? – Из подвала, цокая подошвами по металлической лесенке, которую проложили поверх ступеней, чтобы еще больше не повредить следы, только что поднялся старший криминалист. Он и Эмма переспросили Маклина одновременно, словно двойное эхо. Техники перестали обрабатывать отпечатки и тоже уставились на него. Ни на одном лице не было и тени улыбки.

– Как? Вы что, решили, что некто использовал подвал для камеры пыток, а подниматься наверх даже не пытался?

Криминалист глубоко вздохнул и заковылял обратно в подвал, на ходу выкрикивая распоряжения. Эмма, вся кипя, устремилась следом.

– Теперь и я тебя ненавижу, – прошипела она, проходя мимо Маклина. Оставалась слабая надежда, что Эмма все-таки шутит.

Город был полностью во власти лихорадки предпраздничных закупок, как будто рождественская рекламная кампания предыдущих трех месяцев служила всего лишь репетицией. Люди сновали вокруг, словно муравьи, спасающиеся от гигантской невидимой ехидны, волочили пакеты с покупками размером с них самих, некоторые тащили за собой непрерывно вопящих детишек. В представлении Маклина ад примерно так и выглядел. Даже подвал дома Андерсона, который он только что покинул, проигрывал в сравнении.

Маклин договорился встретиться с Ричи у входа в офис юридической фирмы «Карстерс и Уэдделл». Она пришла на пять минут раньше и поджидала его у дверей, кутаясь в длинное пальто.

– Добрый день, сэр. – Ричи притопнула ногами, чтобы согреться. – А я еще думала, что это в Абердине зимой холода!

– Что, не нравится? Подождите, пока в холмах ляжет снег, тогда узнаете, что такое настоящий холод! Как там все прошло с аукционистами?

– Большинство контор закрыто на праздники, но список бригады, которая вывозила книги, с именами и адресами, я раздобыла. Мне удалось поговорить с их экспертом-букинистом. Он был на месте практически все время, что шла погрузка, говорит, что внутрь дома никто не заходил. Они просто вынесли все из магазина, погрузили в грузовик и уехали.

– А ключи они где взяли?

– Вот здесь, – кивнула в сторону двери Ричи.

– Что ж, давайте здесь и расспросим.

Улыбка на лице секретарши казалась вымученной; вероятно, вчера она несколько переусердствовала на корпоративной вечеринке. Она провела их в элегантно обставленный кабинет, где дожидался мужчина в темном костюме. Судя по возрасту, на старшего партнера одной из старейших юридических фирм Эдинбурга он вряд ли тянул.

– Инспектор Маклин? Я – Джонатан Уэдделл. – Мужчина протянул руку для рукопожатия. – А вы, надо полагать, сержант Ричи. Я был бы рад поздравить вас с наступающим праздником, но, насколько я представляю себе причину вашего визита, боюсь, выйдет неловко. Чем конкретно я могу служить?

– Мы пытаемся установить круг лиц, имевших доступ в магазин и дом Дональда Андерсона в последние месяцы. Насколько нам известно, ключи находятся у вас.

– Совершенно верно, сержант. Нас наняли для управления собственностью мистера Андерсона на время его заключения и для распоряжения завещанием в случае его смерти.

– Вы можете сообщить нам, что теперь произойдет с его имуществом?

– Будет выставлено на продажу. Вы должны быть в курсе, что аукционисты уже вывезли все из магазина. А вырученные деньги будут пожертвованы Эдинбургской детской больнице. Не тот подарок, которым можно хвастаться, но, я полагаю, они все же его примут.

А десяти семействам своих жертв не оставил ни гроша. Даже посмертного извинения не записал.

– Все же лучше, чем ничего. На том свете деньги ему все равно не понадобятся.

– Никому из нас не понадобятся, инспектор.

– Тоже правильно. Вернемся к магазину. Мне нужно побеседовать с каждым, кто имел доступ к нему или к ключам.

Уэдделл взял со стола тоненькую папку:

– Я предвидел это и подготовил список сотрудников фирмы. Хотите беседовать прямо здесь?

Когда они вышли из офиса «Карстерс и Уэдделл», на город уже спустилась тьма. Они смогли опросить только человек двадцать; добрая половина фирмы ушла в рождественский отпуск, а секретариат по случаю праздника отправили домой после обеда. Но начало было положено.

– В ближайшие несколько дней мы вряд ли сможем опросить намного больше народу, – заметила Ричи. Они шли по Принсес-стрит, где редеющие толпы покупателей брали штурмом последние баррикады. В желтом свете уличных фонарей был виден пар от дыхания Ричи, а сама она плотно куталась в пальто.

– Похоже, вам не слишком улыбается работать в Рождество?

– Да мне-то все равно. А вот люди, которых вы