Надо ответить. Вернее, надо было. С самого начала, едва он завел свою гневную речь. И неважно, впопад или нет, просто– говорить. Пусть даже оправдываться, просить прощения, извиняться, только не молчать. Не строить из себя черную дыру больше, чем и так есть. Может, тогда удалось бы… А может и нет. Ясно одно: пытаться что-то доказывать уже не стоит. Он же видел меня, что называется, безо всяких прикрас. Должен был понять, что на самом деле…

– И удачно как притворялся, куда там народным и заслуженным артистам! Весь такой из себя беспомощный и несчастный!

Это даже не цепочка, а рельсы. Чугунные. Прямая стрела, по которой Васин паровоз уверенно чухает в далекие дали.

– И всего-то надо было один раз слабину дать, посочувствовать, как между людьми заведено! Правильно говорят: где коготок увяз, там птичка и…

Стоять и слушать его, наверное, можно ещё очень долго: судя по накалу страстей, успокаиваться Вася не собирается. И пусть я, в принципе, никуда особенно не тороплюсь, время все-таки не резиновое. Моё личное время. А уж терпение и подавно.

Удобно, что извиняться не нужно: если тебя считают чудовищем, можно смело поворачиваться и уходить. Бодрым строевым шагом, ага.

– Адъютант.

– Да, сэр?

– Тот человек… Гость. Мой гость. И волен делать все, что захочет. Только пока остается на базе, пусть не попадается мне на глаза. Сможете донести до него эту мысль?

Часть 7

В родных реалиях бог меня миловал ссориться с друзьями. Точнее, хорошо позаботился о том, чтобы этих друзей вообще не заводилось. Была пара-тройка знакомых, с которыми общение вроде бы проходило приятно, но только в самые юные годы. А когда мы все начали вливаться во взрослый мир, и выяснилось, что стартовые капиталы у нас совершенно разные, а у кого-то их нет вообще…

Смешно, что здесь ситуация перевернута с ног на голову, а результат все равно тот же. И пусть высота моего положения вещь формальная, изо всех сил притянутая за уши, свой ум в чужую голову не вложишь. Я бы тоже охотнее верил в то, что мне внушали с детства, чем пытался соорудить мир, живущий по новым законам, тем более, почва у древних предрассудков очень даже твердая. Правда, есть ещё такая странная штука, как характер, и когда он, кроме всего прочего, сволочной…

Нельзя сказать, что Вася не соблюдал выставленные условия: увидеть мне его действительно не удавалось. Зато следы пребывания и прочие свидетельства существования бок о бок присутствовали, что называется, в ассортименте.

Шаги были самым меньшим из зол. В конце концов, к вечному шуршанию половинчиков я же смог привыкнуть? Хотя, признаться, гулкое эхо, раздающееся то там, то здесь, раздражало. Казалось, стоит обернуться, и столкнемся нос к носу. Практические пробы, конечно, доказали, что не получится, но каждый раз подмывало не слабее, чем в первый.

Чуть погодя в коридорах начали обнаруживаться крошки. Может быть, даже хлебные. Дорожками ведущие либо к камбузу, либо от него. А кроме того, отсек, предназначенный для приготовления пищи, можно стало находить с закрытыми глазами. По запаху, ага. И пахло, надо сказать, потрясающе, лишний раз доказывая постулат о неисчерпаемых Васиных талантах. Готовой продукции увидеть, правда, не удавалось, зато мордашки твинчей заметно залоснились и вроде бы даже начали округляться.

Впрочем, раздражением вкусовых рецепторов теракты не ограничились. Обосновавшись и осмелев окончательно, Вася, по-прежнему свято чтя правило "не показываться", ввел в употребление музыкальные паузы. Натуральные, ага.

Наверное, пел он хорошо– не мне судить, с моим слухом. Но поскольку медузки в общем случае добросовестно адаптировали все подряд…

Слава богу, шансоном, на который я заимел аллергию к концу первого года на Фанином хозяйстве, Вася не баловался. Зато рок, то полегче, то послабее, летел изо всех щелей. Иногда скатываясь к своим особо экзотическим разновидностям. И все бы было ничего, ну подумаешь, я ведь тоже иногда напеваю что-нибудь себе под нос, но переводчики мои старались на славу, заменяя оригинал подходящей земной версией в полном объеме. С аранжировкой, оркестровкой и даже вроде бы подпевкой.

И спрятаться было невозможно. Совсем-совсем. Там, куда не добирались аппетитные запахи, каждое мгновение ожидалось очередное включение моей личной музыкальной радиостанции, и наоборот. Если раньше во время перемещения по базе у меня волей-неволей возникали мысли о пустоте и одиночестве, то теперь ощущения чужого присутствия было в достатке. Даже слишком много. И напор усиливался. До такой степени, что на полном серьезе начинало казаться, что на тебя из-за угла вот-вот вывалится распевающая песни компания вечных студентов, смачно жующих шаверму и поливающая пол кока-колой.

Нет, я не злился. Ну если только самую капельку. Я просто хотел, чтобы меня оставили в покое. И какое-то время удавалось спасаться лифтами. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и в три часа пополудни, на восьмые сутки от появления на базе одного беспокойного гостя, мы все-таки наткнулись друг на друга. Вернее, едва не столкнулись. Нос к носу.

До этого момента я искренне полагал, что по гравитационным колодцам можно лететь только в одном направлении, но Вася, похоже, умел нарушать любые законы, даже законы физики: он двигался мне навстречу, плавно и медленно. Так медленно, что в глаза друг другу мы смотрели, наверное, целых пять секунд. А потом от моего терпения осталось меньше следов, чем от лопнувшего мыльного пузыря.

Я дернулся к ближайшему выходу, почти промазал, больно проехался боком и спиной по ребрам переборок, плюхнулся на пол чуть ли не плашмя и заорал:

– Адъютант!

Вопреки обыкновению, блондинка откликнулась не сразу, видимо, чем-то была занята в эту самую минуту, но собеседник у меня все-таки образовался. Вася, которого экстренное торможение явно ничем не напрягло, присел на корточки рядом со мной и ласково поинтересовался:

– Что, снова мамку кличешь? А самому слабо со всем разобраться?

На ноги я поднимался, кажется, опираясь о стену. И не потому, что растерял последние силы, просто ничего не видел вокруг себя. От ярости, обиды, злости и всего остального, что целую неделю пытался давить и изничтожать.

– Или просто ручки марать не хочется?

Хочется. Ой как хочется! До крови и соплей. Так хочется, что в глазах двоится. Или даже троится? Нет, это уж слишком! И одного Васи было для меня слишком много, а когда он ещё и распадается на десятки копий, дрожащих, как марево над перегретым асфальтом…

Слой на слое и за