Да и чего они могли испугаться? Уважение могу понять. Зависимое положение, долговые обязательства. Но страх?

Я должен получить ответ. Чем скорее, тем лучше.

– И чего тут можно бояться?

Вася посмотрел на меня почти тем своим, старым взглядом, частично сочувствующим, частично раздраженным.

– Не чего, а кого.

Я могу сделать выводы. И организационные, и личного характера. Могу, да. Но не хочу гадать. Нет уж, доложите мне прямо, четко и по существу!

– И кого же?

Если сделать поправку на то, что мои реплики для Васи технологически никак не связаны с его…

– Так и будешь все время переспрашивать?

– Если будешь все время не договаривать.

Он вздохнул.

– А об этом вслух и не говорят. Это… Это просто знают.

Ну да. При вашей всеобщей информатизации– наверняка. Вы вообще тут хорошо устроились: можете обращать внимание только на действительно важные вещи, а вся остальная шелуха сведений усваивается сама по себе, фоном.

– Я не знаю.

– Может, и к лучшему? Все болезни от нервов, слышал? А чем больше узнаешь, тем…

Вот это самый настоящий круг ада, куда там дантовским! Наказание и проклятие: быть всего на волосок от нужной информации и каждой фразой натыкаться на непробиваемую стену. Причем, строящуюся, похоже, не с одной, а с обеих сторон. и все почему? Потому что слово, положенное в фундамент, изначально было неверно выбрано.

Нельзя забывать об этом. Никогда. Ни на минуту. Я получаю ответ только на то, что спрашиваю, но точно так же у тех, с кем пытаюсь говорить, в ушах от меня– не долби сурраунд и даже не стереозвук. Морзянка, в лучшем случае.

– Варс.

– Чегось?

– Я хочу знать.

Он переключился. Реально так, практически со щелчком. И это хорошо, конечно, красочно, но как мне быть уверенным, что со спецэффектами медузки не перебарщивают?

– Комендант.

– М?

– Самое страшное существо на свете.

Существо, значит? А почему не "человек"? Это слово подходило бы к ситуации больше. Или…

– Почему?

– Слышал, как обычно говорят про капитана корабля? Первый после бога. Так вот, комендант базы и есть этот самый бог.

Не скажу, что удивился. Учитывая заморочки местного интерфейса, подобный вывод сделать легче легкого. Весь вопрос в том, какой инопланетный смысл кроется за очередным словом из моего лексикона.

– Ну, наверное, можно так сказать. Он же управляет и вообще… Но бояться-то зачем?

– Само как-то получается. Нет, правда, Лерыч: никто тебе не объяснит, ни на пальцах, ни умными словами. В крови все кроется. В генах.

– Не думаешь, что это…

– Глупо? Да наверняка. Только… Ты, к примеру, боишься грозы?

– А зачем? Она от меня существует отдельно. Ну да, может больно ударить, но тут уж как повезет. И вообще, можно принимать меры предосторожности всякие, держаться, скажем, подальше и…

– Во-от!– торжествующе протянул Вася.– В яблочко! Держаться подальше– самая лучшая стратегия. Особенно подальше от комендантов. Потому что они хуже грозы и всей остальной непогоды вместе взятой. Тираны, деспоты, самодуры. Причем всемогущие. Конечно, в пределах своей базы, но уж если ты туда попал… То ты попал. Со всеми потрохами.

– Лучше было дать дуба в открытом космосе?

– Ну, не лучше, но… Безобиднее уж точно.

– Тебя послушать, настоящие монстры получаются. Но коменданты же тоже люди. Сначала были людьми, во всяком случае. Они же не возникают из пустоты, по взмаху волшебной палочки?

– Кто их знает.

Не ожидал. Вот от кого угодно, но чтобы насквозь рациональный Вася был преисполнен суеверного ужаса? Ерунда какая-то. А с другой стороны…

Услышал ли я хоть раз хоть одно возражение в свой адрес? Блондинка разве что огрызалась. Поначалу. Да и то, в основном давая понять личное отношение к происходящему, а не отказываясь, как она сама выразилась, служить и защищать. Со стороны остальных членов команды и вовсе сразу зазвучало бодрое "Как прикажете!". И ведь все это происходило задолго до того, как случилась, собственно, смычка города и деревни. До того, как каждый уголок базы официально и физически стал подконтролен и подотчетен одному-единственному человеку.

Бр-р. Есть над чем задуматься. И аналогия с богом имеет свои основания, спору нет. Остается лишь надеяться, что те, кто "внутри", все-таки не столько боятся меня, сколько…

Но Вася-то снаружи, да. Пока ещё. А может, и вообще. И ему там, наверное, лучше, если сейчас и здесь он щурится-морщится, думая, чем должен будет заплатить за свое спасение.

Заплатить. Вот в чем собака порылась. Ну, эту задачку мы решим в два счета!

– Ты не хочешь быть обязанным, да?

– Типа того,– неохотно кивнула лохматая голова.

– И не будешь. Никаких проблем. Никаких долгов.

– Это ты за себя можешь говорить, Лерыч, а комендант…

– Я здесь комендант.

Сразу он поверил или нет, я так и не понял: на какое-то время Васино лицо перестало что бы то ни было выражать. Но эта застывшая маска была, как оказалось, вполне приемлемым вариантом, потому что когда он вышел из своего ступора…

– Ну, спасибки.

Нет, какой-то особой живости в его чертах не прибавилось, скорее, наоборот, ушла прочь последняя, и стал Вася похож на мраморную статую, которую изнутри выдолбили, выскоблили дочиста, а потом по макушку залили напалмом.

– Долго ждал случая?

Совсем ничего не понимаю. Напрочь.

– Думал, наверное, как понадежнее схомутать?

То, что это обвинение, сомневаться не приходится. Но с какого бодуна?

– Может и ту гоп-комаду лично на подвиги благословил?

Мысли несутся вскачь. Нет, не у меня. У Васи, который генерирует теорию заговора на полном ходу. И складно-то как все получается, аж завидки берут. Правда, есть во всей этой цепочке одно очень слабое звено, но его видно, только если взглянуть изнутри. Моими глазами, ага.

– И за что мне такое везение выпало, а? Поклонился недостаточно низко пару раз? Лизнуть где забыл?

Может лёд кипеть? Не знаю, не видел. Но ощущение создается именно это, когда смотрю на своего лохматого знакомого. Сочетание несовместимого. С одной стороны, очевидная ярость, с другой…

– Или к делу приспособить меня решил? А правила вам, комендантам, конечно, не писаны? Нет, чтобы по-людски, с подписями и печатями… Ах, простите, договор же для всех сторон должен быть выгодным, а здесь бал править только одному дозволено?

Он ведь знает, что говорит. В смысле, понимает или, на худой конец, догадывается, что именно я слышу. И знает, что я по этому поводу могу подумать и почувствовать.

– И каково это, божествовать, а?